В. МАЛАХОВА
КРЕПОСТЬ ФАНАГОРИЯ
Когда вы въезжаете в Тамань, вас встречают валы и рвы старинной крепости. Прошло свыше 200 лет с тех пор, как она была построена. Немало исторических событий минуло за это время, но даже то, что осталось, свидетельствует о былом величии стоявшего здесь сооружения.
История Фанагорийской крепости начинается в конце XVIII в., когда на Кубанские земли переселяли войско Верных Казаков Черноморских. Административно Таманский полуостров в то время находился в Таврической области. Вот почему в период казачьего переселения на Кубань всеми военными и административно-хозяйственными вопросами ведал Таврический губернатор.
В 1792 г. командующим войсками в Екатеринославской губернии и Таврической области был назначен А.В. Суворов, которому было поручено создать инженерную оборону Кубани. 13 декабря у губернатора В.В. Каховского зашёл разговор в обычном для Суворова стиле. На вопрос о Фанагории он отвечал по-деловому: “Там крепость нужна, место для оной поближе к Бугазу”.
Итак, по планам Командующего, крепость, которой было дано имя — Фанагорийская, должны были строить совершенно в другом месте, в районе солёного озера, называемого Бугазом. Оттуда шла дорога по берегу Чёрного моря в крепость Анапа.
В ноябре 1792 г. полковник премьер-майор Савва Белый, прибывший на Тамань с первыми переселенцами, подписал важный правительственный документ:
“Высокородному и Высокопочтенному Войска Черноморского Атаману Кошевому, армии господину бригадиру и кавалеру Захарию Алексеевичу Чепеге.
Рапорт
Вашему Высокородию имею честь донесть, что по соизволению Ея Императорского Величества прибыл в Тамань господин инженер полковник и кавалер Иван Иванович Князев для снятия на острове Фанагории местоположений и сделания проектов крепостям, назначенным по Высочайшей грамоте, сему войску данной.
И как оное господин полковник, князь имеет скоро приступить к назначению таковых крепостей, даже в некоторых местах учинённой им описи, то дабы оные крепости не были положены в тех местах, где войсковые есть выгоды, и чрез то не лишилось бы войско довлеемой пользы, не соблаговолите ли
Ваше Высокоблагородие, буди что воспрепятствие видется с оным помощником Князевым, хотя писать к нему о положении тех крепостей в таковых местах, где нельзя потерять воинских доходов. Ибо, ежели положены будут крепости, одна в Тамани, а другая на устье Кубани, то в полагаемый до каждой крепости выгон отойдут к Таманской крепости состоящие невдаль разного родючего дерева сады, а под Кубанскою рыбные ловли и солёное озеро”.Боязнь потерять территорию, засаженную плодоносящими садами, когда крепостью Таман владели турки, заставила уговорить полковника И.И. Князева отказаться от мысли строить Фанагорийскую крепость в самой Тамани. Этому мешали и вполне объективные причины: та территория, где разместились прибывшие казаки, представляла собой развалины построек, оставшихся от убежавших с турками прежних жителей.
В 1793 г. по распоряжению Суворова был “назначен к построению на острове Фанагории крепости” инженер капитан Захар Захарович Фон Шмит, он стал “для работы требовать людей от войска Черноморского, сколько надобно будет”. Им было предъявлено письменное предписание генерал-майора С.С. Жегулина:
“От генерал-майора Таврического губернатора и кавалера Коша верного Императорского войска Черноморского, войсковому правительству.
Предложение.
Его Сиятельство господин генерал-аншеф, Главнокомандующий войсками в Екатеринославском наместничестве в Таврической и вновь приобретенной областях расположенными и разных орденов кавалер, граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский, предписывает мне, что по Высочайшему Ея Императорского Величе -ства соизволению построена быть имеет в Фанагории крепость, ради обеспечения тамошних пределов и безопасности последующия Черноморским казакам и, как полки начальства Его Сиятельства имеют употреблены в другие таковые же построения, то для
произведения работ при помянутой Фанагорийской крепости назначил Его Сиятельство черноморских казаков, потому и требовал предуведомить войсковое Черноморское правительство, так как предполагается начало работ открыть с 1-го числа будущего месяца, чтобы к тому числу приуготовлено было рабочих людей от трех тысяч до трех тысяч пятисот человек. Я о сем войска Черно-морского войсковому правительству предлагая, дабы оное по важности сего предписания неотменное исполнение учинило и о последующем меня уведомило”.Но общее положение Черноморского войска было не только тяжёлым, но и весьма плачевным. Как сообщал кошевой атаман Захарий Чепега в одном из рапортов С.С. Жегулину, прибывшие на переселение “в пустые места и позднее пришествие сего лета” казаки настолько устали переездом и обустройством, что “едва ли успеют для жён и детей на зиму землянки построить”.
В конце донесения Чепега просил освободить казаков от несения караульной повинности “покудова они не исправятся всем нужным ибо и так казаки через понесённые в минувшую с Портой войну подвиги и частию переселение до крайности разорились”.
Сам решить столь важную проблему Таврический вице-губернатор побоялся, и 5 июля 1793 осуг. отправил всю переписку по этому вопросу на решение “Его Сиятельству г-ну генерал-аншефу и разных орденов кавалеру графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому на разрешение”.
В том же году в Тамань был послан инженер-полковник Князев, который провёл работы по проектированию крепости. Однако место для неё было выбрано не в районе Бугаза, на берегу Чёрного моря, как этого хотел Суворов, и не в районе, отданном под застройку города Тамань, а значительно восточное, на берегу Таманского залива, на совершенно ровном и пустынном месте.
Строил крепость бригадир Иолант.
После устройства рва, валов и палисада первыми строениями, возведёнными на территории крепости в 1795 г. были дом коменданта солдатские казармы, пороховой погреб, два колодца. Деньги на эти работы шли из сумм, определённых правительством для строительства южных крепостей.
Новые здания начали сооружать в начале XIX в. в 1805-1807 гг., тогда же пришлось производить ремонт, в основном перекрывать крыши черепицей. Сильные ветры, продувавшие всю территорию, быстро привели камышовые крыши в негодность, а многие деревянные строения за десять лет попросту сгнили.
Посетивший Тамань в начале XIX в. писатель П. И. Сумароков в своей книге “Досуги крымского судьи” оставил небольшое описание этого укрепления: “Крепость земляная, заключает в себе с десяток каменных построений и обитаема одним гарнизоном, но при ней нет ни предместия, ни жителей”.
Действительно, Фанагорийская крепость находилась примерно в двух-трёх верстах от Тамани. От заштатного городка до самой крепости не было ни одной постройки.
Вокруг крепости был вырыт глубокий ров, и существовали только одни въездные ворота. Открытым оставался лишь крутой берег, высоким обрывом спускавшийся к морской глади.
С самого начала существования Фанагорийской крепости её строительство не было доведено до полного окончания. В архиве сохранилось секретное дело “По рапорту Инженерной экспедиции о починке Фанагорийской крепости. Начато: 14 июля 1808 г. Окончено: 8 августа 1808 г.” Специалисты инженерного департамента государственной военной коллегии в начале XIX в. провели осмотр всех российских крепостей. В составленной записке на имя Военного министра был дан анализ каждого укрепления, в котором констатировалось, что “многие крепости не были с давних времен доведены до настоящего своего совершенства... Экспедиция считает необходимым для приведения крепостей в исправность начать, между прочим, во-первых, на юге с Фанагорийской”.
Указанный на обложке дела его столь быстрый срок окончания имел свои причины. Оказывается ещё в 1806 г. инженер-майор Гартинг составил генеральный проект и смету реконструкции крепости, на что он просил выделить 1 миллион 305 996 рублей. Однако эта огромная сумма расходов так и не была утверждена.
На следующий год в Фанагорийскую крепость был отправлен инженер-генерал фон Сухтелен, который досконально всё изучил и “по тамошнему местному положению” составил новую смету расходов и дал свои предложения по переустройству оборонительных укреплений крепости.
Сухтелен предложил производить все каменные работы из кирпича вольнонаемными мастерами и работными людьми. Общая сумма затрат составила 2.564.342 рубля. Работы должны были проводить: милиционные ратники в количестве 1650 человек. “При этом работы выполнять не из кирпича, а из камня, доставляя оный из Еникале”.
По проекту Сухтелена предполагалось:
“I) Вокруг всей крепости по нагорной стороне, уничтожа старые, лежащие между пятью бастионами четыре куртины, устроить вместо их по средине люнсты<...> и по сторонам их восемь казематов, а впереди четыре равелина, углубить ров, исправить покрытой путь с гласисом и палисадом во рву.
2) По набережной стороне сделать в середине один земляной бастион и примкнуть к нему от старых наугольных двух бастионов бруствер, с небольшим валчением, по всей оной дистанции вырыть ров, сделать его из кирпича — стенами”.
4 июля 1808 г. проект был доложен Аракчеевым Александру I.
8 августа 1808 г. в инженерную экспедицию государственной военной коллегии от Аракчеева поступило следующее письмо:
“Государь Император высочайше указать мне соизволил: планы на исправление Фанагорийской крепости препроводить обратно в инженерную экспедицию, с объявлением Высочайшей воли, чтобы крепость сию поддерживать самою нужною починкою впредь до повеления. Его Величество полагать изволил, что требуемая инженерною экспедициею на одну Фанагорийскую крепость сумма может обратиться теперь с лучшею пользою на устройство других нужнейших в государстве крепостей. Таковую монаршую волю сим исполняю”.
Да, сумма реставрации крепости оказалась слишком высока. В то же время Император понимал, что строить её, по сути, заново из камня весьма накладно.
Вторично вернулись к вопросу о Фанагорийской крепости в 1817г., когда кто-то решил снять с неё палисад и полностью её разоружить. Правда, предварительно был отправлен запрос Херсонскому военному коменданту. Из-за его отсутствия в Петербург пришла депеша от Одесского коменданта генерал-майора Кобле, который составил довольно обстоятельный рапорт, в котором сообщал, что “фанагорийский комендант, находя крепость оную ближайшею к границе горских народов, необходимым признал быть всегда вооруженною, почему,
равно как и по причине ни эскарпы, ни контрэскарпы оной не одеты и от того разрушены, нужным полагает оставить и палисад в настоящем положении”.Инженерный департамент не смог самостоятельно разрешить эту проблему и дело, на следующий день было опять предоставлено на усмотрение Александра I.
17 апреля 1817 г. начальник Главного штаба князь Волконский сообщил в Инженерный департамент следующую резолюцию Императора: “По Высочайшей воле честь имею сообщить Вашему Превосходительству, что Государь Император повелевает Фанагорийскую крепость оставить вооруженною и палисадов в оной не снимать”. Таким образом, надобность в крепости сохранилась ещё на несколько десятилетий.
В период существования Фанагорийской крепости все приезжающие “по казенной надобности” лица обязаны были непременно заехать в это укрепление, дабы получить отметку у коменданта. В августе 1820 г. Тамань по дороге в Крым посетил литератор Г.В. Гераков — учитель детей графа М.С. Воронцова. В путевых записках, которые он потом опубликовал, Гераков вспоминал:
“В девятом часу вечера въехали в Тамань; чрез крепость не хотели нас впустить; но, видя четыре экипажа на мосту, которых нельзя было поворотить, доложили коменданту Каламаре, и он позволил”.
13 августа, вместе с комендантом, полковником таманского гарнизона Бобоедовым и городничим есаулом Мартыном Степановичем, Гераков отправился в крепость, которая ему не очень понравилась... “Мы осмотрели крепость, которая при бессмертном Суворове была в лучшем виде, по словам здешних жителей, тут и теперь находится девяносто орудий...”
Вечером того же дня в крепость Фанагорию вместе с генералом Н.Н. Раевским-старшим прибыл А.С. Пушкин. На следующий день Гераков и его спутники, “взяв дрожки, поехали в крепость Фанагорию и приветствовали почтенного генерала, пили чай с его дочерьми и англичанкою Матень”.
14 августа в крепости Фанагории был устроен для всего семейства Раевских прощальный чай, на котором присутствовали “все военные” и Гераков. Вечером всей компанией выехали “из крепости, в виду Керчи и Эниколя мы купались. Соленая вода здорова и тепла...”
Позже, в письме к брату Левушке, Пушкин вспоминал: “С полуострова Тамани, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма”.
В 1825 г. через ещё существовавшую крепость проезжал А. С. Грибоедов. До самого закрытия крепости на её территории находился большой провиантский магазин, из которого выдавались безвозмездно продукты питания для многочисленных переселенцев, которые прибывали в Черноморию из разных губерний Российской Империи. В 1832 г. из Фанагорийского магазина было выдано продовольствие для 125 семей малороссийских переселенцев, которые обосновались в крепости Анапа.
27 сентября 1837 г. крепость, которая в эти дни упразднялась, посетил М.Ю. Лермонтов.
О своем пребывании в Тамани поэт оставил великолепно написанную небольшую повесть, с одноименным названием. Вот, что он в ней писал:
“Полюбовавшись несколько времени из окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утёсом, на вершине коего белеется маячная башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик. Но, увы, комендант ничего не мог сказать мне решительного. Суда, стоящие в пристани, были все или сторожевые, или купеческие, которые ещё даже не начинали нагружаться. “Может быть, дня через три, четыре придет почтовое судно, - сказал комендант, — тогда мы увидим”.
Фанагорийский воинский начальник майор П.З. Посыпкин через какое-то время всё же сообщил Лермонтову, что на прибывшем транспорте “Буг” пришло и известие о приказе Николая I, находившегося в то время в Геленджикской крепости, распустить полки на зимние квартиры. А еще 25 сентября экспедиционный отряд генерала А.А. Вельяминова выступил к Ольгинскому тет-де-пону. Отметив в крепости подорожную, поэт выехал из Тамани обратной дорогой. Его путь лежал через всю Кубань в Ставрополь.
В документе, датированном 1838 г. - маршруте следования начальника Штаба Кавказской линии и Черномории, флигель-адъютанта, полковника А. С. Траскина, ехавшего на встречу корпусного командира Головина в Тамань, перечислены все станции, через которые проходил почтовый тракт, соединяющий Ставрополь с Таманью. Там же указано количество вёрст от одной станции или укрепления до другой. Благодаря этому документу мы знаем, что расстояние от города Темрюка до станции Пересыпская составило 16 вёрст, далее до Сенной - 15, от неё до “города Тамань или Фанагория - 21 верста”.
16 мая 1835 г. Командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории генерал-лейтенант А.А. Вельяминов получил из Тифлиса рапорт, который Начальник Штаба Отдельного Кавказского корпуса генерал-майор Вольховский отправил 5 мая. В этом документе он сообщал:
“Господин Военный Министр от 4 апреля 1835 года за № 2388-м уведомил господина Корпусного командира, что Государь Император, предположив упразднить Фанагорийскую крепость, Высочайше повелеть соизволил, дабы артиллерийское и инженерное имущество в сей крепости находящееся обращено было на снабжение вновь возводимых укреплений на Восточном берегу Чёрного моря и по Геленджик-ской линии”.
Из Ставрополя ушло предписание коменданту Фанагорийской крепости полковнику Макиевскому с просьбой немедленно выслать все сведения о состоянии вооружения крепости.
Рапорт Макиевского оказался довольно внушительным, однако в большей части в нём перечислялись многочисленные технические средства, необходимые для вооружения. В самой же крепости оказались на вооружении следующие орудия: чугунных пушек 18-ти фунтовых — 12 штук, 12-ти фунтовых — 20, 6-ти фунтовых — 20
и 3-х фунтовых — 18. Медных 3-х фунтовая — 1. Чугунных единорогов полфунта весом было 8, медных 8-и фунтовых — 1, 3-х фунтовых — 1. Мортир чугунных 5-и пудовых —1, 2-х пудовых — 8.В течение февраля-ноября 1837 г. всё артиллерийское имущество и боеприпасы из Фанагорийской крепости были переданы в распоряжение коменданта Анапской крепости.
За три года все строения были переданы госпитальному ведомству.
29 октября 1839 г. фанагорийский воинский начальник войсковой старшина Дорошенко в рапорте на имя нового Командующего Кавказской линией и Черноморией П.Х. Граббе доносил, что по сообщению смотрителя Фанагорийского военного, госпиталя титулярного советника Шкляркевича в 1839 г. “стоящий с двух сторон при Азовских и Фимских воротах палисад в земле совершенно почти сгнил, и в связи с упразднением крепости стоит без надобности, у госпиталя денег на его снесение нет”. Дорошенко просил разрешение на подрыв палисада, а его остатки отдать на отопление Фанагорнйского госпиталя.
Однако в штабе Отдельного Кавказского корпуса посчитали такое отношение делом расточительным, и из Тифлиса Начальник Штаба генерал-майор Коцебу дал распоряжение 18 ноября 1839 г.: “палисад разобрать, годные палисады употребить на исправление мостов и перил для этой крепости”, и только после этого остатки передать на дрова Фанагорийскому госпиталю.
Только весной 1840 г. началась разборка ненужных зданий; брусья, доски, черепица и прочие строительные материалы продавались, а вырученные деньги приходовались в специальных книгах, их образец был заведомо прислан из Ставрополя.
В 30-е гг. XIX в. на территории Фанагорийской крепости, а точнее в корпусах расположенного там военного госпиталя, побывали на лечении многие военные из разных полков Кубанской и Черноморской линий, причём не только рядовые, но немалое число офицеров. Были среди них и декабристы: А.И. Одоевский, А.А.Бестужев-Марлинский, М.М. Нарышкин, С.И. Кривцов, Н.А. Загорецкий, В.Н. Лихарев. Но больше всех воспоминаний о Фанагорийской крепости оставил декабрист Н.И. Лорер, который не только жил по соседству с крепостью, но довольно часто оказывался на излечении в госпитале. Не раз приезжал к нему в Госпиталь Лев Сергеевич Пушкин, брат поэта.
Вот какое описание крепости находим у Лорера. В своих записках об экспедиции 1839 г. под командованием Н.Н. Раевского Лорер сообщает:
“Мы прошли Фанагорийскукую крепость (упразднённую ныне), постройку Суворова. Где не был этот человек, где не оставил он следов своих, имени своего? Крепость заброшена, в запустении. Очертания валов и подобие рвов свидетельствует только о том, что здесь существовало когда-то укрепление. Там сохранились, однако, в наше время госпитали 1-го класса”.
Осенью того же года заболевшего во время строительства Тенгинского форта Лорера, по настоянию командующего Черноморской линией Н.Н. Раевского, отправляют на лечение в Тамань. Никто, кроме него, не оставил нам подробного описания Фанагорийского госпиталя. Помимо детального описания Николай Ивано-вич нарисовал живописную картину нравов и порядков, царивших в госпитале.
На пароходе “Колхида” Лорер добрался до Керчи; там, забрав ещё несколько раненых, пароход двинулся ночью в путь, а рано утром бросил якорь перед Таманью, “в древности называвшейся Тмутараканью. Выйдя на берег, нам пришлось тащиться пешком с нашими пожитками в гору с версту в крепость Фанагорию, где и госпиталь - цель нашего странствования. Так как у нас были билеты для приёма в лазарет, то мы с Черкасовым и явились к смотрителю гос- питаля, в чине подполковника. По рекомендации доктора Хайдушки, вероятно, нас троих поместили в отдельную палату - большую, чистую и довольно пристойную, но мы долго не могли привыкнуть к запаху различных лекарств, которым заражены и пропитаны зелёные кровати, столы, тюфяки и все лазаретные вещи. Здесь мне пришлось видеть, как я думаю и во всех местах (этого) рода, страдание человечества во всех его проявлениях и фазах, но и здесь же и, конечно, более, нежели где-нибудь, я принуждён был наблюдать бесчеловечные поступки и обращения с несчастными страдальцами лазаретного начальства и комиссаров. Что только можно украсть и оттянуть от больного, то всё кралось и оттягивалось. К чести юного поколения док-торов могу сказать, что они одни были людьми бескорыстными и почти все знали своё дело медиков и операторов, быв выпущенными из Виленского университета. Со
многими из них я познакомился и сошёлся. Впоследствии их взяли на восточный берег, и там они погибли жертвою климата.Видя ежедневно все ужасы смерти и, что хуже ещё, страданий и лишений бедных солдат и убийственное равнодушие начальства, я не в силах был более оставаться в стенах госпитальных. Однажды бродил я по крепостце, осмотрел её незначительные укрепления и спустился к морскому берегу. На обрыве стояла чистенькая землянка с трубою и тремя окнами, почти на земле проделанными. Я полюбопытствовал и вошёл. Меня встретила хозяйка <...> у неё нашлась особая горенка... Я предпочёл это чистое помещение лазаретной вони, в тот же день перебрался в своё новое жилище”.
Жизнь декабриста протекала довольно скучно, наступила зима, он старается никуда не выходить, много читает и пишет.
“ В ожидании новых трудов я мирно жил в Тамани, а с наступлением весны предался своим любимым прогулкам в окрестностях. Я, как новый Колумб, открыл невдалеке от Тамани два больших кургана, насыпанных, по преданию, Суворовым при покорении этих стран у турок. В версте от Фанагории обрёл я фонтан, выкопанный турками же; вода холодная, прозрачная, вкусная и ею снабжается лазарет, посылающий свои бочки ежедневно за живительной влагой. Я часто отдыхал в этом месте, в тени трёх старых деревьев
, и мечту мою ничто не нарушало в степи меня окружающей”.Фонтан, о котором пишет декабрист, сохранился в Тамани до наших дней. Он находится на территории станицы в огромной песчаной балке, которую местные жители называют “писки”. Водой из “турецкого фонтана”, как его называют та-манцы, пользуются почти все жители. Ведь это единственный в Тамани пресный источник воды. В станичных колодцах совершенно непригодная для питья вода.
В Российском Государственном Военно-историческом Архиве обнаружено “Дело по отношению Военного Министерства Комиссариатского департамента об исправлении фонтана при Фанагорийском госпитале”.
Началось оно с рапорта Начальника Черноморской береговой укреплённой линии генерала И.Р. Анрепа, посланного 3 февраля 1842 г. в Департамент военных поселений, в котором он доносил, что вода в фонтане “приметно уменьшилась до такой степени, что госпиталь почти ежедневно терпит недостаток в пресной воде. Средств для ремонта фонтана нет”.
Из Петербурга было отправлено предписание обследовать водопровод на месте. Это проделали в Тамани инженер-прапорщик Попов и инженер-поручик Парусенко.
Однако, Наказный атаман Черноморского казачьего войска генерал-лейтенант Н.С. Завадовский 20 июля 1843 г. отправляет в Петербург рапорт, в котором сообщал, что “вода в Тамани из колодцев, которых там много, весьма способна для употребления и даже известна, как лучшая, и жители не имеют в фонтане никакой особенной необходимости”. Но, как следует далее из его письма, “у войскового правительства отсутствует сумма в 1500 рублей серебром”, необходимая для проведения ремонта. Скорее всего, именно эта причина была главной, по которой Н.С. Завадовский давал неверную оценку таманской воде.
Столичное начальство не удовлетворилось этой отпиской и поручило провести на месте расследование. В результате чего появился весьма интересный документ, подписанный старшим доктором Черноморской береговой линии и главным лекарем Фанагорийского военного госпиталя:
“Акт. Освидетельствовали мы колодезную воду в месте Тамани и фонтанную в Фанагории и нашли:
1. В самой крепости Фанагории и вне её, из северной стороны находится два колодца, дающие горьковато-соленоватую воду, которые оба совершенно запущены. Таманские колодцы, которых, можно сказать, столько числом, сколько дворов, имеют такую же воду и, кроме негодности, неудобны по причине трудности доставки. Самые близкие колодцы отстают от крепости в 1,5 версты и самые дальние 4 версты, разумея здесь и колодцы в садах, между которыми есть один, имеющий хорошую воду, но с трудом доступную для госпиталя
, как по причине 4-х верстного отдаления, так и потому, что этот колодец находится в саду частного человека.Цвет воды прозрачный, вкус ощутительно горький, солёно -вяжущий, мыло в оной вовсе не растворяется и оседает хлопьями. Химический анализ этой воды, хоть и не был предпринимаем в Фанагорийском госпитале по неимению достаточных реактивов, но, принимая в соображение песчанно-известко-глинястый грунт земли и близкое расстояние от Тамани сопок (на три версты), извергающих из них тёмно-пепельной жидкости сероводородного запаха, значительное количество Muriatis sodae, Muriatis Ammoniae, Alumini Crudi, Carbonatis Caleariae, полагаем присутствие этих солей в воде таманских колодцев. Вследствие этого, колодезная вода в Тамани и Фанагории не может быть годной для каких-либо госпитальных потребностей, хотя некоторые жители Тамани употребляют её для пищи, которым она по привычке не оказалась вредной.
2. Родник, из которого берут воду для Фанагорийского военного госпиталя, находится в расстоянии 1,5 верст от него, в направление к юго-востоку. Вода в нём во всех отношениях хороша. Он вытекает из близлежащего возвышенного песчаного холма, из которого (во времена владения Тамани турками) проведены каменные две трубы, одна на протяжении 52 сажень, окончание же другой, соединяющейся с первою, до сих пор не известно. Кроме двух этих главных водяных жил, с левой стороны (смотря по резервуару) находится небольшая водяная струя, соединенная с главною, которая оканчивается в камнем обшитый резервуар. Струя воды со-единенных всех водяных жил очень невелика, как потому, что самые родники и главные трубы засорены, так и потому, что в последних, не имеющих каменного основания, вода много просачивается в песок. Количество воды бывает обильнее летом, нежели зимою, более в тихую погоду
, чем при сильных ветрах. Самое большое количество 12-16-40 ведерных бочек. Самое меньшее 4-6 таковых же бочек в сутки. Вода из родника употребляется на все нужды госпиталя: на приготовление пищи, на мытьё белья и для бани.Изложив качество колодезной и фонтанной воды, заключаем, что первая может быть употребляема по необходимости жителями Тамани, привыкшими к оной с малолетства, но для госпиталя полагаем необходимым восстановление и устройства фонтана с водопроводом. Ноября 16 дня 1843 года.
Старший доктор Черноморской береговой линии Коллежский Советник Крейцер.
Гл. лекарь Фанагорнйского военного госпиталя, штаб-майор Кедрин”.
И даже, несмотря на такой акт, решение о ремонте фонтана не принимается. Н.С. Завадовский повторяет своё первое письмо в десятках экземплярах, все они приложены, отправляя его во все инстанции, начиная с Тифлиса (Кавказский Корпус) и заканчивая столицей (в Военное Министерство и его департаменты).
В июне 1844 г. в Фанагорийской крепости побывал Председатель Управления 7 округа корпуса инженеров военных поселений и заключил, что исправление фонтана крайне необходимо для госпиталя и что на “отыскание причин уменьшения воды и на ремонт фонтана 1500 руб. серебром будет достаточно”.
В “Деле” сохранился договор, датированный 9 сентября 1844 г
.Его заключил фанагорийский воинский начальник подполковник Дорошенко по распоряжению Инженерного департамента Военного Министерства с “Керчь-Еникольским жителем Дмитрием Ивановым сыном Андреевым и товарищами его, турецко-подданными Кузьмой Арзыманевым и Фёдором Пананиоти о работе по расчистке и обложению камнем, устройства резервуаров”.
23 февраля 1845 г. все работы, наконец, закончили, о чём и был составлен соотвстствующий акт, к которому приложили карту с планом расположения труб от первоначального источника к бювету, а также разрез четырех колодцев и одного бассейна.
Но вернёмся к Фанагорийской крепости.
В 20-х числах декабря 1840 г. по дороге в крепость Анапу, где находилась в то время штаб квартира Тенгинского пехотного полка, М.Ю. Лермонтов встретился в крепости Фанагории с Лорером. Вот как вспоминал декабрист в одной своей записке, найденной нами в рукописном отделе ГРБ: “Я жил тогда в Фанагорийской крепости в Черномории. В одно утро явился ко мне молодой человек в сюртуке нашего Тенгинского полка, рекомендовался поручиком Лермонтовым, переведённым из лейб-гусарского полка. Он привёз мне из Петербурга от племянницм моей, Александры Осиповны Смирновой письмо и книжку “Imitation...”. Я тогда ещё ничего не знал про Лермонтова <...>. Он ехал в штаб полка
явиться начальству и весною собирался на Воды в Пятигорск”.Ниже мы впервые публикуем письмо, которое Лорер получил в крепости Фанагория от декабриста Владимира Николаевича Лихарева, представляющее немаловажный интерес. Следует отметить, что Лихарев, в отличие от Лорера, очень тяжело переносил все тяготы и невзгоды, свалившиеся на него.
“Письмо покойного Владимира Николаевича к Николаю Ивановичу Лореру. Кавказ, 1840.
С какою душевною радостью читал я твоё милое письмо - дружественное и приятное, которое к несказанному моему удовольствию получил 10 числа этого месяца в совершенной исправности. Вот почти год, как я не видел твоего почерка. Это было начинало меня сердечно тревожить, тем более что нечастою ответностью научился веровать во всё разрушающее время.
Оно неумолимо и налагает на всё свою тяжкую руку, равно изглаживает скорби, печали и иные чувства, родство и дружбу вместе с драгоценнейшими чувствами души нашей, невозвратно уносит за собою. Боюсь всегда, милый друг, боюсь, может быть, боюсь оттого, что тебя люблю много, и потому настоятельно желаю, чтобы хоть изредка обменивались письмами, чтобы не отвыкнуть друг от друга.Настоящее моё положение незавидное. Ты это, верно, увидишь, если обратишь на него внимание. Право, не на радость я живу, и жизнь тяготит меня: дни и годы уходят, производство моё что-то приостановилось. Представление пошло, ответа нет. Всё это тревожит, беспокоит меня. Когда будем на милой свободе?.. Впрочем, сколько не разрывается сердце, сколько не борется душа с несчастием, упивается
надеждою; минувшего возвратить нельзя, остается одно убежище всем доступное и независимое от влияния внешних обстоятельств, это святая вера, и тёплая, безграничная преданность воле провидения. Если по временам для меня проблескивают светлые дни, ими обязан я вам, мои добрые, дорогие друзья. Вашему доброму вниманию, родственному участию, и милым письмам, принадлежат мои чистейшие наслаждения. Последнее письмо твоё будет новым доказательством этому. Оно дало мне новые силы, новую бодрость, и я был счастлив! Заботливость твою обо мне вдали. Не знаю, как бы лучше сказать тебе, до какой степени я весь твой душой и сердцем - прости”.< Примечание Лорера > Этот милейший человек был убит в экспедиции против черкесов. Кончились его страдания. Помню жаркое дело. Они стояли вместе с Лермонтовым и спорили о философии Канта, из них один был убит. Довольно странное обстоятельство. Через месяц поэт Лермонтов был убит не черкесом, но своим. 1840 г.*
Уже через несколько лет Фанагорийская крепость потеряла своё военное значение. Произошло это, прежде всего потому, что никаких военных действий в её районе не велось. С территории Фанагорийской крепости за всё время её существования не было произведено ни одного выстрела.
Единственный раз, уже упразднённая военная крепость оказалась в центре внимания. Произошло это в годы Крымской войны (1855 - 1856), когда на Таманском рейде напротив крепости встали французские суда, открывшие по Тамани и самой крепости огонь из корабельных орудий.
Еще в начале 1854 г., когда неизбежность военных действий России с англо-французскими войсками стала очевидностью, русское правительство немедленно распорядилось вывести из всех укреплений на Черноморском побережье гарнизоны, а сами укрепления привести в непригодность. Фанагорийскую крепость эта участь не постигла по той причине, что никакого гарнизона на её территории уже давно не было, да и валы были наполовину срыты. Район военных действий по защите берега Чёрного моря по решению военных стратегов был сужен. Нападению неприятельских судов подверглось лишь береговое пространство от Новороссийска до Керчи и Тамани. Именно Таманский пролив, как важный в стратегическом плане, и Азовское побережье подлежали защите. Возглавить командование на этой территории было поручено наказному атаману Донского войска генерал-адъютанту Хомутову. 11 мая 1854г. Он отправил донесение военному министру князю Долгорукову об опасности, грозившей Новороссийску, Анапе и Азовской гребной флотилии. На что из Петербурга было дано указание усилить сохранение Анапы, а Азовскую гребную
флотилию перевести на заграждение устья Дона. Однако развернувшиеся вскоре военные действия заставили генерал-адъютанта Хомутова дать полную свободу действия исполняющему в то время обязанности Наказного атамана Черноморского казачьего войска Я. Кухаренко на всём протяжении Черноморской кордонной линии. Ему было разрешено принимать все необходимые решения, не ожидая согласований и распоряжений со стороны Хомутова, и действо-вать, сообразуясь с местными условиями. Единственное, что было приказано в обязательном порядке, так это организовать защиту косы Тузла и Чушка, а так же самой Тамани и крепости Фанагории.События развивались довольно стремительно. Вскоре неприятельский флот показался в зоне видимости Тамани. Полковник Крыжановский, назначенный командовать войсками в Тамани, доносил генерал-майору Якову Кухаренко о происшествии, случившемся на охраняемой им территории. 31 января 1855 г. из Кер-чи в Тамань шла большая лодка, нагруженная тяжёлой почтой. Французский корабль, стороживший пролив Чёрного моря у
Тузлы, отправил четыре баркаса с отрядом около 40 человек и орудием, чтобы захватить почту. Они даже успели высадиться на берегу. Но отряд пластунов, вышедший из Тамани, отогнал фран-цузов с Тузлы. Почта, среди которой было немало весьма секретных документов, была спасена.Такое малоактивное противостояние продолжалось несколько месяцев. Но 12 мая в Таманский залив вошло 50 английских и французских пароходов и несколько кораблей. Вначале были атакованы Керчь и крепость Еникале. В этот же день генерал-майор Лобко приказал населению покинуть Тамань, все жители временно остановились в станице Ахтанизовской. Но прошло несколько дней, неприятель не делал попыток высадиться в Тамани, и жители стали постепенно возвращаться в свои жилища. 20 мая полковник Крыжановский вновь выселил всех из Тамани. Однако жители на телегах, со своим скарбом запрудили все улицы в близлежащих населённых пунктах, и Наказному атаману пришлось даже издать распоряжение с особыми правилами размещения ушедших с Таманского полуострова семейств.
12 сентября около 5 тысяч неприятельских солдат высадились за Таманью, и заняли крепость Фанагорию, где устроили свой лагерь. О происшествии этом Наказный атаман генерал Г.И. Филипсон получил известие от начальника Таманского округа полковника Бабыча. Пластуны, действуя своими методами, скрываясь по своим, известным только им местам, устроили несколько вылазок и нападений на не-приятельский лагерь французов в Фанагории. Действуя тихо, они уходили без потерь, в то время как неприятель каждый раз недосчитывался десятков не только убитыми и ранеными, но и захваченными в плен.
Пока происходили мелктяе стычки, полковник Бабыч разработал довольно остроумный план. Две сотни казаков под командованием сотника Герко заняли высоты, до которых не доставали выстрелы неприятеля. Ночью казаки зажгли огни, показывая, таким образом, что якобы подошло подкрепление. В это же время полковник Крыжановский разделил на три части отряд пластунов и охотников, и, пользуясь темнотою ночи, они близко подползли к укреплению, окружив
крепость с разных сторон. С криками “ура” храбрецы открыли ружейный огонь по неприятелю. Этот маневр удался. Иноземцы, опасаясь штурма крепости, открыли ответный непрерывный артиллерийский огонь. Но пластуны успели уже отползти на недоступное для снарядов расстояние. Казаки не потеряли ни одного человека. А неприятель вел огонь с 2 часов ночи до рассвета. Утром интервенты сожгли все здания в Фанагорийской крепости, и, сев на суда, отправились в Керчь. Тамань была сожжена ещё раньше - 15 сентября.Кубанский историк Ф.А. Щербина в своей книге “История Кубанского казачьего войска” приводит воспоминания старожилов, записанные местным бытописателем М.О. Поночевным, повествующие о весьма любопытных эпизодах борьбы кубанских казаков с неприятелем. По этим сведениям, первым пунктом, который подвергся нападению флота союзных войск, были Тамань и Фанагорийская крепость. В это время там находился небольшой отряд пластунов, которыми командовал сотник Дудник. У них на вооружении было лишь одно орудие - четырёхфунтовая пушка. Когда несколько военных судов неприятеля подошли к таманскому берегу и направили на лодках десант, Дудник с пластунами подпустил суда к самому берегу на ружейный выстрел, и огнём из пушки и ружей помешал его высадке. При этом удалось даже уничтожить один катер и сильно повредить второй. Враг вынужден был отступить к фрегатам, после чего по Тамани была открыта канонада. Большая часть зданий Тамани была разрушена. Но поскольку Дудник заранее удалил из станицы женщин, детей и стариков, оставив только казаков, способных носить оружие, особых потерь среди населения не оказалось. Сам Дудник, приказав не пускать на берег неприятеля, отправился с пластунской командой к Темрюку, для его защиты.
Это свидетельство очевидца не только подтверждает сведения военных источников, но добавляют некоторые весьма любопытные факты и детали, которые оказались пропущенными в официальных донесениях.
К ноябрю 1855 г. жители Тамани вернулись в станицу, кое-как отремонтировали свои постройки. Но ситуация с продовольствием оказалась весьма сложной. В феврале 1856 г. сыскной начальник Таманского округа есаул Камянский просил войсковое правительство оказать продуктовую помощь таманцам. В своём донесении в Екатеринодар он сообщал, что в Тамани проживает “в настоящее время 1087 душ обоего пола. Но жизнь очень тяжёлая по случаю разорения неприятелем неизобильного урожая хлеба. 11 сентября 1855 г. англо-французы, высадив десант, заняли Тамань. Жители при внезапном вступлении едва успели что захватить, а большею частью весь хлеб и имущество осталось и сожжено неприятелем”. К донесению был приложен поимённый список жителей.
Несколько раз таманцы получали хлеб и деньги. В огромном деле “Об оказании денежной помощи жителям города Тамани, пострадавшим от неприятеля” приложены официальные рапорты сыскного начальника Таманского округа есаула Камянского Наказному атаману Черноморского казачьего войска генерал-майору Филипсону. Тот доносил, что в августе 1855 г. выдано три тысячи рублей серебром. 14 сентября уведомил, что получил еще 396 рублей серебром. А 6 ноября на раздачу беднейшим жителям станиц Таманской, Старотитаровской, Вышестеблисвской и Ахтанизовской, “оставившим свои жилища по настоящим военным обстоятельствам”, прислали ещё 573 рублей серебром. Об их раздаче сообщает приложенный поимённый список.
Однако бедность и неустроенность жителей Тамани заставили в марте 1856 г. Окружного сыскного начальника Таманского Округа официально спросить всех жителей Тамани, не пожелают ли они перейти на жительство в станицы Ейского округа, на что, - как доносил он в Екатеринодар, - они отозвались, что не согласны ни на какое переселение, но что готовы жить временно, где будет приказано, и переносить все невыгоды, только бы по окончании войны обратиться на прежнее место жительства. Тогда же они просили “дозволить им перейти на временное жительство в станицы Екатеринодарского округа Брюховецкую и Переясловскую и тем предоставить возможность в лето сего года заработать для прокормления хлеба и накосить для скота сена, ибо в станице Петровской, где теперь они живут, по случаю зарывшейся там во всех местах во многом количество саранчи, тамошние жители в осень прошлого года мало сеяли хлеба и по этой же причине не распола-гают снять такового и в настоящую весну, почему и жительства там не будет достаточна, ездить же им, отсели в другие станицы для заработков и возить заработанный хлеб в Петровскую станицу будет для них крайне затруднительно”.
Но с весны пришлось устраивать свой быт с самого начала.
В 1861 г. по справке станичного правления в Тамани насчитывалось 310 дворов, в которых проживало 1684 жителя, из них казаков: 922 мужеского пола и 743 женского, лиц других сословий значилось: мужчин -10, женщин - 9 человек. В справке сообщалось, что в Тамани имеется: “станичное правление, почтовое отде-ление, питейный дом и
почтовая станция. Устроена станица в 1794 г., но в 1855 разорена англо-французами и вновь отстроена я 1858 и находится почти в прежнем состоянии”.Об имущественном положении жителей Тамани можно судить по сохранившимся отчётам станичного правления. Так, лица казачьего сословия имели от 3 до 5 пар волов, 20-40 коров, от 20 до 50 лошадей, до 170 овец и 5-20 свиней. Жители среднего сословия имели 1-3 пары волов,10-20 коров, бедного: 1 пару волов, до 5 свиней, 1-5 коров, 1-5 овец, “но есть и такие, - заключал чиновник, - кто никаких животных не имеет”.
Представление о доходе таманских жителей даёт приводимая справка станичного правления о стоимости домашнего скота. Так лошадь стоила 45 рублей, вол - 40, корова - 22, овца - 3, свинья - 5 рублей.
В течение почти двух столетий Тамань оказалась совершенно отрезанной от остальной Кубани. Вот как писал в своем рапорте таманский земский сыскной начальник в войсковую канцелярию о быте и нравах таманцев: “Патриархальная жизнь нарушалась разве только приездом какого-нибудь влиятельного лица, да поездкой местных жителей в Керчь, как бы в какую столицу”.
В 1858 г. на косе Тузла была выстроена первая грязелечебница. Она представляла собой длинный барак на 30 человек больных.
Итак, отстроив заново Тамань к 1858 г., Фанагорийскую крепость оставили не восстановленной. Во-первых, надобности в ней, как в крепости, не было, во-вторых, она находилась в нескольких верстах от самой Тамани, что по тамошним меркам самая глушь. Мимо неё не проходило никаких дорог. Дело в том, что и после Крымской войны и до начала XX в. в Тамань продолжали въезжать с восточной сто-роны, со стороны станиц Старотитаровской и Вышестеблиевской. Нынешняя дорога, ведущая со стороны станицы Сенной, была вновь проложена уже в XX в., а её асфальтовое покрытие появилось лишь к концу 60-х гг.
Остатки Фанагорийской крепости видны и сейчас, справа при въезде в станицу Тамань. Хорошо прослеживаются валы и глубокий ров. Они находятся под охраной государства, о чём свидетельствует надпись на большом камне установленная по инициативе Таманского сельского Совета в середине 80-х гг.
Этот своеобразный монумент и стал последним камнем в сорокалетней истории Фанагорийской крепости.
*В этом примечании, составленном по памяти, Лорер ошибается. В действительности Лихарев погиб в сражении при Валерике 11 июля 1840 г., а Лермонтов был убит на дуэли через год, в 1841 г. Кстати, сам же Лорер о гибели Лихарева подробно пишет в своих записках: “В последнем деле, где он был убит, он был в стрелках с Лермонтовым, тогда высланным из гвардии. Сражение приходило к концу, и оба приятеля шли об руку, споря о Канте и Гегеле, и часто, в жару спора, неосторожно останавливались. Но горская пуля метка, и винтовка редко дает промахи. В одну из таких остановок вражеская пуля поразила Лихарева в спину навылет, и он упал навзничь. Ожесточенная толпа горцев изрубила труп так скоро, что солдаты не поспели на выручку товарища-солдата. Где кости сибирского товарища моего? Подобною смертью погиб бесследно и Александр Бестужев”.