Александр ПРОХАНОВ

 

ПОСЛЕДНИЙ СОЛДАТ ИМПЕРИИ

РОМАН

Журнальный вариант

* * *

В зыбком пятне водянистого летнего солнца, в стеклянной коробке, —

чёрно -изумрудная, с зубчатыми крыльями папильонида, пойманная на Рио-Коко, когда каноэ скользнуло по шоколадной воде и бабочки неслись над рекой, едва не задевая ствол пулемета. Сандинист брызнул, плеснул веслом, сбил бабочку, она беззвучно шлёпала крыльями, и её сносило в коричнево-блестящем потоке.

Белая, шершавая, как сахар, пластина, чуть оплавленная, со спёкшейся кромкой. Термозащитная чешуйка спутника, когда он, словно чудо, выпал из неба над казахстанской степью. Распушив шёлковый зонт парашюта, в сопровождении вертолетов, опускался на землю. Неостывшая сфера, влетевшая в земное пространство, хранила запах сгоревшего Космоса, и он, улучив секунду, коснулся пальцами тёплого шара, побывавшего среди лун, планет и светил.

Обломок иконы, истончённая червями доска с шелухой левкаса и краски. Среди тлена и гнили — алые пышные перья, Ангел принёс Богородице Благую весть. Та старая изба в Каргополье, сквозь худую крышу дождь бежит на божницу, и в потёках дождя алое, — как соцветье, крыло, крохотные золотые крупицы.

Фетиши прожитой жизни. Белосельцев одолел оцепенение, когда в зрачках на мгновение остекленел и остановился мир, и его собственное бытие запечатлелось в крохотной точке солнца на зелёном хитине бабочки. Проскользнул сквозь изумрудную искру, возвращался в пространство и время, в знакомые очертания кабинета.

— Дорогой Виктор, ваша аналитика изумительна. Ваш взгляд на противо-борство политических “центров” увлекателен. Но почему вы считаете эту борьбу мнимой? У вас эти два “центра” как бы сливаются в один?

Профессор Тэд Глейзер из “Рэнд корпорейшн” сидел напротив, положив пухлые, похожие на сандвичи, руки на листок бумаги, где им, Белосельцевым, минуту назад были начертаны стрелки, круги и овалы, имена политических деятелей, наименования союзов и групп. Мгновенный оттиск борьбы, разрушавшей монолит государства.

— Ведь два эти “центра” власти, — белый палец с розовым ногтем мягко ударил в бумагу, — они находятся в постоянном конфликте, не так ли?

Толстая роговая оправа, прозрачные линзы, глаза профессора, голубовато-влажные, в красных прожилках, в липких белых ресничках. Как два моллюска в стеклянных колбах, чутко следят, пульсируют, откликаются на его жесты и мимику, поглощают его энергию, ненасытно, страстно, одеваясь перламутровой слёзной плёнкой.

— Прошу, поясните, Виктор...

Бепосельцев водил пером по листу, прочерчивая стрелы противоборства, круги и эллипсы, помещенные в них имена политических лидеров. Изображённая им специальная машина вращалась, двигала валы и колёса, расходовала запасы социальной энергии. Её элементы скрипели, искрили, роняли мёртвые израсходованные детали, наращивали в своей глубине новые узлы и сцепления.

Один из двух Президентов, — “Первый”, как нарёк его Бепосельцев, —

лакированный лоб, круглые рыбьи глаза, плотоядные, вечно подвижные губы, шлепок фиолетовой краски, испачкавший глазированный череп, — “Первый” вёл изнурительный бой со “Вторым”, — тяжёлая набрякшая сила, дурное бычье стремление, воспалённое, в красной экземе лицо с недобрым жестоким оскалом. “Первый” всё ещё командовал армией, оставался лидером партии, управлял экономикой, был хозяином разведки. Угрюмые, таившиеся в недрах государства силы иссякали, дряхлели, подвергались распаду. Давили на легковесного целлулоидного лидера, побуждали действовать. А тот остатками слабой воли, лукавством, слабеющими рычагами власти удерживал их в неподвижности. Вмороженные в монолит государства структуры, как ржавые двутавры, бездействовали. Люди структур, — военные, партийцы, разведчики, — наполнялись ненавистью, тоской, чувствовали свою обреченность.

“Второй”, лишенный властных структур, не имел ни разведки, ни армии,

был окружён молодым, рвущимся к власти сословием, — богачами, дельцами, торговцами, либеральной культурой и прессой, профессорами и экспертами. Кислотным, кипящим варевом, едко растворявшем в себе двутавры омертвелых структур. В этом вареве мерцали идеи, всплывали проекты, планы реформ, присутствовали воля и жар. Их лидер с тяжёлым упрямством вёл их к власти, и они, чувствуя дразнящие запахи огромных богатств и возможностей, торопили его.

Чертёж социальной машины исследовал противоборство двух “центров” отражал картину соперничества.

— Вот здесь, в этой малой ячейке соединённой с обоими враждующими

“центрами”, таится отгадка процесса. — Бепосельцев коснулся пером эллипса заключавшего в себе надпись: “Золочёная гостиная”. — Здесь находится группа советников, обслуживающая одновременноПервого” и “Второго”, управляющая мнимым конфликтом. На публике, на телеэкране оба Президента борются насмерть, но в “Золочёной гостиной”, за общим столом, дружно сидят их советники и управляют марионетками.

етники и управляют марионетками.