Николай Зиновьев
В ХРАМЕ
Ты просишь у Бога покоя,
И жаркой молитве вослед
Ты крестишься левой рукою,
Зажав в ней десантный берет.
И с ангельским ликом серьёзным,
Неправый свой крест сотворя,
Вздыхаешь. Под городом Грозным
Осталась десница твоя.
Осталась она не в граните,
Не в бронзе, а просто сгнила...
Стоишь, и твой ангел-хранитель
Стоит за спиной. Без крыла.
БЕССМЕРТИЕ
Тучи сизые нависли.
Глубь России. Ночь. Вокзал.
“Понимаешь, нету жизни”, -
Мужику мужик сказал.
Прокатилась по буфету
Эта фраза. Стали пить:
“Наливай! Где жизни нету,
Там откуда смерти быть?”
* * *
А в глубинке моей
Нет ни гор, ни морей.
Только выгон с привязанной тёлкой.
Да древко камыша,
На котором душа,
Маясь, мечется сизой метёлкой.
Но случается вдруг -
Чувства светлые в круг,
Вопреки всем невзгодам и бедам,
Собираются все,
Как свет солнца в росе,
Как семья в старину за обедом...
* * *
Я помню всех по именам,
Кто нас учил, что труд - награда.
Забудьте, милые, не надо...
Труд - наказанье Божье нам.
Как может быть мой дух высок,
Когда до поту, до измору
Я за говядины кусок
Дворец роскошный строю вору?
Ведь я потворствую ему,
Ведь я из их, выходит, своры...
О век! Ни сердцу, ни уму,
Ни духу не найти опоры.
* * *
В степи, покрытой пылью бренной,
Сидел и плакал человек.
А мимо шёл Творец Вселенной.
Остановившись, Он изрек:
“Я друг униженных и бедных,
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных.
Я есмь твой Бог. Я всё могу.
Меня печалит вид твой грустный,
Какой нуждою ты тесним?”
И человек сказал: “Я - русский”,
И Бог заплакал вместе с ним.
В ДОРОГЕ
За окном то речушка, то - выгон,
То - мальчишка в трусишках одних.
“Кто до Н-ска, готовьтесь на выход”, -
Проходя, говорит проводник.
Поезд мчится со скоростью ветра,
И нельзя повернуть его вспять.
И до Н-ска лишь семь километров.
...А до места крушения - пять.
* * *
Первые сединки в волосах.
Тонкие чулки в такую стужу.
Брови словно нитки. А в глазах -
Ничего, похожего на душу.
И стоит, румянами горя,
“Сука привокзальная”, “Катюха”,
“Катька-полстакана”,
“Катька-шлюха”.
Катя... Одноклассница моя...
СЧАСТЬЕ
В обнимку с утренним туманом
Течёт под ивами река.
Сиди и тешь себя обманом,
Что счастье есть наверняка.
А что твоё не объявилось,
Ты не труби о том, как лось.
Наверно, где-то зацепилось
И, как блесна, оборвалось...
НА ЗАКАТЕ
Солнце красное садится
Не надолго, до утра.
На кого, за что сердиться?
Жизнь убийственно мудра.
На один, что нынче прожит,
День уменьшился запас.
Не обидел я, быть может,
Никого. Но и не спас.
День окончен. Солнце село.
Что тут скажешь, кроме: “Эх!
Руки целы, ноги целы.
А душа - болит у всех”.
ЦЫГАНОЧКА
Паренёк, а ну не кисни!
Не сиди, как истукан.
За здоровый образ жизни
Наливай полней стакан.
Ну-ка, Даша, выйдь парадом,
Всем фасадом покажись!
Покажи кремлёвским гадам,
Что жива в России жизнь.
Объясни им, шайке-сброду,
Что народ - не кучка тли.
Показать язык народу
Можно только из петли.
* * *
Ну, куда я тебя приведу?
У меня нет ни дома, ни хаты.
Ветер в поле да звёзды в пруду -
Вот и всё, чем мы будем богаты.
И не надо - про рай в шалаше,
Так одна говорила уже.
СТАНСЫ
Я не сетую вовсе на небо,
Вспоминая прошедшие дни,
Но я всё-таки с женщиной не был, -
Попадались лишь бабы одни.
Пил я водку с отчаянной злобой,
Усмехался в тарелке карась.
И, любви не питая особой,
Мы в постель с ней ложились, как в грязь.
Не в себе ли искать мне причину?
Может, каждой под свет ночника
Тихо думалось: “Вот бы мужчину!
А судьба мне опять - мужика”.
ЗАБРОШЕННОЕ
ПОДВОРЬЕ
Здесь лишь сычи - народ оседлый
И осы, много диких ос.
А старый сад, когда-то светлый,
Совсем по-бунински зарос.
Ложится тенью на кустарник
И сыплет крошкой меловой
Кривая хата. И татарник
О стену бьётся головой.
* * *
Ещё нам с Вовкой лет по восемь,
Ещё мы с ним летаем в снах,
И у соседей груш не просим, -
И носим латки на штанах.
Ещё мы курим под кустами
Бычки отцовских сигарет...
И до войны в Афганистане
Ещё почти двенадцать лет.
* * *
Молюсь о раненом солдате,
О горце, ранившем его.
Прошу у Бога благодати
Живущим, всем до одного.
Молюсь о старой проститутке,
Молюсь о банде из юнцов,
Молюсь четыре раза в сутки
По шесть часов.
Молюсь о вышедших в дорогу,
Чтоб с глаз их спала пелена.
...Когда душа взывает к Богу,
Она для зла затворена.
СТАРАЯ ВДОВА
А по утрам в глазах темно.
На хате крыша вовсе спрела.
И вспомнить страшно, как давно
Душа души перегорела.
Но на лице от жизни той
Остался свет. Он нестираем,
Как отблеск бедности святой
На миске с выщербленным краем...
* * *
Я гляжу на стожки, на болотину,
На курган у реки, на поскотину.
И сильнее, чем прадед и дед,
Я люблю свою малую родину...
Потому что большой уже нет.
* * *
Когда, измученный тревогой,
Начну придумывать беду,
Я к речке тропкою пологой,
Как к другу верному, иду.
...Вернусь оттуда, как из детства:
Нет глупых мыслей в голове,
Нет зла в душе, нет боли в сердце,
Лишь стрекоза на рукаве.
ХЛЕБ НАДСУЩНЫЙ
Как Древний Рим времён упадка,
Хрипит и корчится страна.
И лишь горящая лампадка
Мне не даёт сказать: “Хана”.
Лишь эта плошка с козьим жиром,
В котором плавает оса,
Мне не даёт с постылым миром
Свести все счёты в полчаса.
* * *
Я в нашей комнатке прохладной,
Проснувшись рано поутру,
Ступал на солнечные пятна
На голом крашеном полу.
Она спала, нагие груди
Укрыв распущенной косой,
А я, счастливый и босой,
В постель ей нёс пирог на блюде.
Спешил на кухню
ставить чайник...
Всё это вижу, как в кино.
Увы, мы встретились случайно.
Увы, расстались мы давно.
И жизнь, как прежде, непонятна.
И я, как нищий на балу.
Но эти солнечные пятна...
Но эти солнечные пятна
На голом крашеном полу!..