Свора.

Мы свора кровожадных голодных собак. Мы лаем и кусаем, а если надо, то можем даже сожрать.

Мы каждую ночь выходим на драку. Мы бьёмся до последней капли крови, до последнего взвизга, до последнего рыка, до предсмертного хрипа.

Мы свора злых псов. Мы стая загнанных зверей. Мы не жалкие шавки, околачивающиеся около людей, ждущие от них подачек, терпящие пинки, плевки и ругань. Мы не сидим на цепи, как трусливые дворняги, в грязных конурах, променяв свободу на груду объедков каждый вечер. Когда мы проходим мимо, все эти твари забиваются в углы и затыкаются.

Мы ненавидим людей. Они когда-то приручили нас и лишили воли. Они кормили нас. Их дети играли с нами, таская за уши и хвосты. Они все смеялись, когда мы щенками делали свои первые неуклюжие шаги. Но потом нас бросали. Нас вышвыривали, как барахло. Как подло от нас избавлялись.

Первая ночь на улице для каждого из нас была ужасной. И каждый из нас думал, что она будет последней.

Но нас рано списали со счетов. Мы находили друг друга по запаху. И вот теперь мы – свора озлобленных, закалённых страданиями собак.

Теперь мы вместе.

Мы – дикие звери.

Мы каждую ночь ведём непрекращающийся бой. Мы бьёмся за жизнь и за честь. И каждую ночь мы выживаем.

А выжив, мы воем на луну. И каждый хочет дотянуться до неё. Дотянуться и сожрать, чтобы больше никогда её не видеть. Каждый из нас помнит, как в тот момент, когда нас предавали, мы поднимали глаза к небу и видели, как эта бледная луна равнодушно смотрела на нас.

Когда мы убьём луну, то её не станет – не станет и ночи. Ведь луна приводит ночь. И тогда не будет этих драк, этой борьбы. Нам легче днём. И для этого каждый раз после победы в очередной схватке, мы будем орать на луну, мы будем пытаться дотянуться до неё и сожрать. Сожрать хладнокровно, также хладнокровно, как каждую ночь она пожирает нас.

Мы стая замученных, затерзанных псов. По подвалам и помойкам, по канавам и пустырям. Мы постоянно уходим от преследования. Мы поневоле любим друг друга, мы в слезах рожаем детей, мы молча покидаем умерших.

Мы с красными глазами, с взлохмаченной шерстью и со сточенными когтями. У половины из нас нет хвостов. Потому что в драке мы не поджимаем их. Мы дерёмся, дерёмся, дерёмся. Нас будоражит запах крови, наши сердца бьются быстрее от вкуса победы.

Но мы изгои. Мы звери, мы воины этого проклятого города. Нам нет места там, где жадность и алчность, предательство и обман, там, где деньги, там, где люди. Они, эти никчёмные приспособленцы и подонки, даже не знают, что значит - каждый миг собственными клыками доказывать своё право на жизнь. Там привыкли несправедливость считать за норму. Там лицемерие держат за правду. Там решили, что всё должно быть так, как есть. Нет!!!

Мы будем сражаться и выживать. Мы будем жрать отбросы и собственное дерьмо, мы будем вставать и идти, чтобы когда-нибудь, в один пасмурный день, промокнув до костей от ливневого дождя, или, утопая по грудь в снежных сугробах, или чёрт ещё знает когда, остановиться, оглядеться вокруг и сказать: “Все!!! Мы дошли!”. А после этих слов рухнуть от бессилия и заснуть под струями дождя, или по уши в снегу, или чёрт ещё знает при каких условиях.

Но пока мы свора озлобленных голодных псов. Мы партизаны помоек. Мы звериная стая с одним лишь только правом: правом на смерть.

У нас нет правил и законов. Мы подчиняемся только сами себе, но каждый из нас скорее сдохнет, чем бросит своего.

Мы свора брошенных псов. Мы дети беды и измены. Мы дети убитых в спину надежд. Нам есть, за кого мстить. Нам есть, с кем сражаться.

Мы сквозь ночь бредём по незнакомым местам, готовясь вновь ввязаться в новую драку, где либо ты, либо тебя, где есть только победа. Мы не знаем, сколько это продлиться – пусть хоть вечность, – но мы достигнем своей цели.

По грязным трущобам, не оставляя следов.