Николай Алексеевич Заболоцкий

( 7.05.1903 г. – 14.10.1958 г.)

 

Николай Заболоцкий – поэт-философ, самобытный художник слова, талантливый переводчик. Он необычайно требовательно относился к своему творчеству, постоянно работал над стилем произведений. Войдя в литературу 20-х годов в качестве автора авангардистских стихов, со второй половины 40-х - он пишет стихотворения в лучших традициях русской классической поэзии. Незадолго до смерти Николай Заболоцкий, находящийся в постоянном творческом поиске, вывел формулу гармонии в Поэзии. “Мысль - Образ - Музыка - вот идеальная тройственность, к которой стремится поэт”. Не случайно с годами он писал всё лучше и лучше и умер не на спаде, а на взлёте стиха и чувства. Большое влияние на творчество Н. А. Заболоцкого оказали работы К. Э. Циолковского о монизме вселенной. В основе многих его произведений лежит натурфилософская концепция о мироздании как единой системе, объединяющей живые и неживые формы материи.

При жизни поэта его творчество воспринималось неоднозначно, у него были поклонники, были и недоброжелатели. Его подвергали клеветническим обвинениям и репрессиям в 30-х годах, предавали забвению в 60-х и вновь – заслуженно – вознесли в 70-х.

В настоящее время творчество Николая Алексеевича Заболоцкого по праву занимает видное место в литературе XX столетия.

Стихотворения Николая Заболоцкого

 

БЕССМЕРТИЕ

Как мир меняется! И как я сам меняюсь!

Лишь именем одним я называюсь -

на самом деле то, что именуют мной,-

не я один. Нас много. Я - живой.

Чтоб кровь моя остынуть не успела,

я умирал не раз. О, сколько мёртвых тел

я отделил от собственного тела!

И если б только разум мой прозрел

и в землю устремил пронзительное око,

он увидал бы там, среди могил, глубоко

лежащего - меня! Он показал бы мне -

меня, колеблемого на морской волне,

меня, летящего по ветру в край незримый,-

мой бедный прах, когда-то так любимый.

А я всё жив! Всё чище и полней

объемлет дух мир, полный чудных тварей.

Жива природа. Жив среди полей

и злак живой и мёртвый мой гербарий.

Одно в одно, и форма в форму. Мир

во всей его живой архитектуре -

орган поющий, море труб, клавир,

благоустроенный и в радости и в буре.

Как всё меняется! Что было раньше птицей -

теперь лежит написанной страницей;

мысль некогда была простым цветком;

поэма шествовала медленным быком;

а то, что было мною, то, быть может,

опять растёт и мир растений множит.

Вот так, с трудом, пытаясь развивать

как бы клубок какой-то сложной пряжи,-

вдруг и увидишь то, что должно называть

бессмертием. О суеверья наши!

1937

 

  В ЭТОЙ РОЩЕ БЕРЁЗОВОЙ

 

В этой роще берёзовой,

Вдалеке от страданий и бед,

Где колеблется розовый

Немигающий утренний свет,

Где прозрачной лавиною

Льются листья с высоких ветвей,-

Спой мне, иволга, песню пустынную,

Песню жизни моей.

Пролетев над поляною

И людей увидав с высоты,

Избрала деревянную

Неприметную дудочку ты,

Чтобы в свежести утренней,

Посетив человечье жильё,

Целомудренно бедной заутреней

Встретить утро моё.

Но ведь в жизни солдаты мы,

И уже на пределах ума

Содрогаются атомы,

Белым вихрем взметая дома.

Как безумные мельницы,

Машут войны крылами вокруг.

Где ж ты, иволга, леса отшельница?

Что ты смолкла, мой друг?

Окружённая взрывами,

Над рекой, где чернеет камыш,

Ты летишь над обрывами,

Над руинами смерти летишь,

Молчаливая странница,

Ты меня провожаешь на бой,

И смертельное облако тянется

Над твоей головой.

За великими реками

Встанет солнце, и в утренней мгле

С опалёнными веками

Припаду я, убитый, к земле.

Крикнув бешеным вороном,

Весь дрожа, замолчит пулемёт.

И тогда в моём сердце разорванном

Голос твой запоёт.

И над рощей берёзовой,

Над берёзовой рощей моей,

Где лавиною розовой

Льются листья с высоких ветвей,

Где под каплей божественной

Холодеет кусочек цветка,-

Встанет утро победы торжественной

На века.

1946

 

* * *

Разве ты объяснишь мне – откуда

Эти странные образы дум?

Отвлекли мою волю от чуда,

Обрекли на бездействие ум.

Я боюсь, что наступит мгновенье,

И, не зная дороги к словам,

Мысль, возникшая в муках творенья,

Разорвёт мою грудь пополам.

Промышляя искусством на свете,

Услаждая слепые умы,

Словно малые глупые дети,

Веселимся над пропастью мы.

Но лишь только черёд наступает,

Обожжённые крылья влача,

Мотылёк у свечи умирает,

Чтобы вечно пылала свеча!

50-е

 

* * *

Во многом знании – немалая печаль,

Так говорил творец Экклезиаста.

Я вовсе не мудрец, но почему так часто

Мне жаль весь мир и человека жаль?

Природа хочет жить, и потому она

Миллионы зёрен скармливает птицам,

Но из миллиона птиц к светилам и зарницам

Едва ли вырывается одна.

Вселенная шумит и просит красоты,

Кричат моря, обрызганные пеной,

Но на холмах земли, на кладбищах вселенной

Лишь избранные светятся цветы.

Я разве только я? Я – только краткий миг

Чужих существований. Боже правый,

Зачем ты создал мир, и милый и кровавый,

И дал мне ум, чтоб я его постиг!

1957

  

* * *

Я воспитан природой суровой,

Мне довольно заметить у ног

Одуванчика шарик пуховый,

Подорожника твёрдый клинок.

Чем обычней простое растенье,

Тем живее волнует меня

Первых листьев его появленье

На рассвете весеннего дня.

В государстве ромашек, у края,

Где ручей, задыхаясь, поёт,

Пролежал бы всю ночь до утра я,

Запрокинув лицо в небосвод.

Жизнь потоком светящейся пыли

Всё текла бы, текла сквозь листы,

И туманные звёзды светили,

Заливая лучами кусты.

И, внимая весеннему шуму

Посреди очарованных трав,

Всё лежал бы и думал я думу

Беспредельных полей и дубрав.

1953

  

ПОРТРЕТ

Любите живопись, поэты!

Лишь ей, единственной, дано

Души изменчивой приметы

Переносить на полотно.

Ты помнишь, как из тьмы былого,

Едва закутана в атлас,

С портрета Рокотова снова

Смотрела Струйская на нас?

Её глаза – как два тумана,

Полуулыбка, полуплач,

Её глаза – как два обмана,

Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,

Полувосторг, полуиспуг,

Безумной нежности припадок,

Предвосхищенье смертных мук.

Когда потёмки наступают

И приближается гроза,

Со дна души моей мерцают

Её прекрасные глаза.

1953

  

Из цикла “Последняя любовь”

ПРИЗНАНИЕ

Зацелована, околдована,

С ветром в поле когда-то обвенчана,

Вся ты словно в оковы закована,

Драгоценная моя женщина!

Не весёлая, не печальная,

Словно с тёмного неба сошедшая,

Ты и песнь моя обручальная,

И звезда моя сумасшедшая.

Я склонюсь над твоими коленями,

Обниму их с неистовой силою,

И слезами и стихотвореньями

Обожгу тебя, горькую, милую.

Отвори мне лицо полуночное,

Дай войти в эти очи тяжёлые,

В эти чёрные брови восточные,

В эти руки твои полуголые.

Что прибавится – не убавится,

Что не сбудется – позабудется…

Отчего же ты плачешь, красавица?

Или это мне только чудится?

1957

  

НЕКРАСИВАЯ ДЕВОЧКА

Среди других играющих детей

Она напоминает лягушонка.

Заправлена в трусы худая рубашонка,

Колечки рыжеватые кудрей

Рассыпаны, рот длинен, зубы кривы,

Черты лица остры и некрасивы.

Двум мальчуганам, сверстникам её,

Отцы купили по велосипеду.

Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,

Гоняют по двору, забывши про неё,

Она ж за ними бегает по следу.

Чужая радость так же, как своя,

Томит её и вон из сердца рвётся,

И девочка ликует и смеётся,

Охваченная счастьем бытия.

Ни тени зависти, ни умысла худого

Ещё не знает это существо.

Ей всё на свете так безмерно ново,

Так живо всё, что для иных мертво!

И не хочу я думать, наблюдая,

Что будет день, когда она, рыдая,

Увидит с ужасом, что посреди подруг

Она всего лишь бедная дурнушка!

Мне верить хочется, что сердце не игрушка,

Сломать его едва ли можно вдруг!

Мне верить хочется, что чистый этот пламень,

Который в глубине её горит,

Всю боль свою один переболит

И перетопит самый тяжкий камень!

И пусть черты её нехороши

И нечем ей прельстить воображенье, -

Младенческая грация души

Уже сквозит в любом её движенье.

А если это так, то что есть красота

И почему её обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?

1955

 

ДЕТСТВО

Огромные глаза, как у нарядной куклы,

Раскрыты широко. Под стрелами ресниц,

Доверчиво-ясны и правильно округлы,

Мерцают ободки младенческих зениц.

На что она глядит? И чем необычаен

И сельский этот дом, и сад, и огород,

Где, наклонясь к кустам, хлопочет их хозяин,

И что-то вяжет там, и режет, и поёт?

Два тощих петуха дерутся на заборе,

Шершавый хмель ползёт по столбику крыльца.

А девочка глядит. И в этом чистом взоре

Отображён весь мир до самого конца.

Он, этот дивный мир, поистине впервые

Очаровал её, как чудо из чудес.

И в глубь души её, как спутники живые,

Вошли и этот дом, и этот сад, и лес.

И много минет дней. И боль сердечной смуты,

И счастье к ней придёт. Но и жена и мать,

Она блаженный смысл короткой той минуты

Вплоть до седых волос всё будет вспоминать.

1957

  

У ГРОБНИЦЫ ДАНТЕ

Мне мачехой Флоренция была,

Я пожелал покоиться в Равенне.

Не говори, прохожий, о измене,

Пусть даже смерть клеймит её дела.

Над белой усыпальницей моей

Воркует голубь, сладостная птица,

Но родина и до сих пор мне снится,

И до сих пор я верен только ей.

Разбитой лютни не берут в поход,

Она мертва среди родного стана.

Зачем же ты, печаль моя, Тоскана,

Целуешь мой осиротевший рот?

А голубь рвётся с крыши и летит,

Как будто опасается кого-то,

И злая тень чужого самолёта

Свои круги над городом чертит.

Так бей, звонарь, в свои колокола!

Не забывай, что мир в кровавой пене!

Я пожелал покоиться в Равенне,

Но и Равенна мне не помогла.

1958

  

КОГДА ВДАЛИ УГАСНЕТ СВЕТ

ДНЕВНОЙ

Когда вдали угаснет свет дневной

И в чёрной мгле, склоняющейся к хатам,

Всё небо заиграет надо мной

Как колоссальный движущийся атом, -

В который раз томит меня мечта,

Что где-то там, в другом углу вселенной,

Такой же сад, и та же темнота,

И те же звёзды в красоте нетленной.

И может быть, какой-нибудь поэт

Стоит в саду и думает с тоскою,

Зачем его я на исходе лет

Своей мечтой туманной беспокою.

1948

 

 

Материал подготовила Татьяна а

На главную

 

 

Hosted by uCoz