К 300-летию Петербурга

Анна Ахматова

Вновь Исакий в облаченье

Из литого серебра.

Стынет в грозном нетерпенье

Конь Великого Петра.

Ветер душный и суровый

С чёрных труб сметает гарь…

Ах! Своей столицей новой

Недоволен государь.

Сердце бьётся ровно, мерно.

Что мне долгие года!

Ведь под аркой на Галерной

Наши тени навсегда.

Сквозь опущенные веки

Вижу, вижу, ты со мной,

И в руке твоей навеки

Нераскрытый веер мой.

Оттого, что стали рядом

Мы в блаженный миг чудес,

В миг, когда над Летним садом

Мне не надо ожиданий

У постылого окна

И томительных свиданий.

Вся любовь утолена.

Ты свободен, я свободна,

Над Невою темноводной,

Под улыбкою холодной

Императора Петра. 

В последний раз мы встретились тогда

На набережной, где всегда встречались.

Была в Неве высокая вода,

И наводненья в городе боялись.

Он говорил о лете и о том,

Как я запомнила высокий царский дом

Затем что воздух был совсем не наш,

И в этот час была мне отдана

Последняя из всех безумных песен.

ПЕТРОГРАД, 1919

И мы забыли навсегда

Заключены в столице дикой,

Озёра, степи, города

И зори родины великой.

В кругу кровавом день и ночь

Долит жестокая истома…

Никто нам не хотел помочь

За то, что мы остались дома,

За то, что, город свой любя,

А не крылатую свободу,

Мы сохранили для себя

Его дворцы, огонь и воду.

Иная близится пора,

Уж ветер смерти сердце студит,

Но нам священный град Петра

Невольным памятником будет.

ЛЕНИНГРАД В МАРТЕ 1941 ГОДА

Cadran solaire на Меншиковом доме.

Подняв волну, проходит пароход.

О, есть ли что на свете мне знакомей,

Чем шпилей блеск и отблеск этих вод!

Как щёлочка, чернеет переулок.

Садятся воробьи на провода.

У наизусть затверженных прогулок

ЛЕТНИЙ САД

Я к розам хожу, в тот единственный сад,

Где лучшая в мире стоит из оград,

Где статуи помнят меня молодой,

А я их под невскою помню водой.

В душистой тиши между царственных лип

Мне мачт корабельных мерещится скрип.

И лебедь, как прежде, плывёт сквозь века,

Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов

Врагов и друзей, друзей и врагов.

А шествию теней не видно конца

От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои

О чьей-то высокой и тайной любви.

И всё перламутром и яшмой горит,

Но света источник таинственно скрыт.

РЕКВИУМ

(из Эпилога)

… А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,

Ни около моря, где я родилась:

Последняя с морем разорвана связь,

Ни в царском саду у заветного пня,

Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов

И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь

Забыть громыхание чёрных марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь,

И выла старуха, как раненый зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век,

Как слёзы, струится подтаявший снег.

И голубь тюремный пусть гулит вдали,

И тихо идут по Неве корабли.

СТРАННЫЙ ГОРОД

Взнесённый Словом над Невой,

Адмиралтейскою иглой!

Как явь, вплелись в твои туманы

О, самый призрачный и странный

Из всех российских городов!

Недаром Пушкин и Растрелли,

Сверкнувши молнией в веках,

Так титанически воспели

Блистательный Санкт-Петербург!

Маргарита Алигер

ЛЕНИНГРАД. ВЕСНА. 1946

Будний день похож на воскресенье

На душе ни тягот, ни обид.

За окном смятение весеннее,

розовый исаакиевский гранит.

Тёплый дождик… Спутанная пряжа

с Ладоги плывущих облаков…

Оползает краска камуфляжа

с крутолобых вечных куполов.

Ветром сдуем, дождиками смоем

чёрные твои, война, следы.

Далеко от глаз досужих скроем

знаки несмываемой беды.

Чтоб осталось время только славой,

утренним лучом над головой,

красотой, осанкой величавой,

розовым гранитом над Невой.

Александр Блок

ПЁТР

Он спит, пока закат румян.

И сонно розовеют латы.

И с тихим свистом сквозь туман

Глядится Змей, копытом сжатый.

Сойдут глухие вечера,

Змей расклубится над домами.

В руке протянутой Петра

Запляшет факельное пламя.

Зажгутся нити фонарей,

Блеснут витрины и тротуары.

В мерцанье тусклых площадей

Потянутся рядами пары.

Плащами всех укроет мгла,

Потонет взгляд в манящем взгляде.

Пускай невинность из угла

Протяжно молит о пощаде!

Там, на скале, весёлый царь

Взмахнул зловонное кадило,

И ризой городская гарь

Фонарь манящий облачила!

Бегите все на зов! на лов!

На перекрёстки улиц лунных!

Весь город полон голосов

Он будет город свой беречь,

И, заалев перед денницей,

В руке простёртой вспыхнет меч

Над затихающей столицей.

СТАТУЯ

Лошадь влекли под уздцы на чугунный

Мост. Под копытом чернела вода.

Лошадь храпела, и воздух безлунный

Храп сохранял на мосту навсегда.

Песни воды и хрипящие звуки

Тут же вблизи расплывались в хаос.

Их раздирали незримые руки.

В чёрной воде отраженье неслось.

Мерный чугун отвечал однотонно.

Разность отпала. И вечность спала.

Лопнувший в бездну ремень увлекла.

Не было. Лошадь храпела навек.

И на узде в напряженьи молчанья

Вечно застывший висел человек.

Вися над городом всемирным,

В пыли прошедшей заточён,

Ещё монарха в утре лирном

Самодержавный клонит сон.

И предок царственно-чугунный

Всё так же бредит на змее,

И голос черни многострунный

Ещё не властен на Неве.

Уже на домах веют флаги,

Готовы новые птенцы,

Но тихи струи невской влаги,

И слепы тёмные дворцы.

И если лик свободы явлен,

То прежде явлен лик змеи,

И ни один сустав не сдавлен

Сверкнувших колец чешуи.

ВОЗМЕЗДИЕ

(из поэмы)

Но перед майскими ночами

Весь город погружался в сон,

И расширялся небосклон;

Огромный месяц за плечами

Таинственно румянил лик

Перед зарёй необозримой…

О, город мой неуловимый,

Зачем над бездной ты возник?..

Ты помнишь: выйдя ночью белой

Туда, где в море сфинкс глядит,

И на обтёсанный гранит

Склонясь главой отяжелелой,

Ты слышать мог: вдали, вдали,

Как будто с моря, звук тревожный,

Для божьей тверди невозможный

Провидел ты всю даль, как ангел

(Сон или явь): чудесный флот,

Широко развернувший флаги,

Внезапно заградил Неву…

И Сам Державный Основатель

Стоит на головном фрегате…

Так снилось многим наяву…

Какие ж сны тебе, Россия,

Какие бури суждены?..

Не всем, конечно, снились сны…

Да и народу не бывало

На площади в сей дивный миг

(Один любовник запоздалый

Спешил, поднявши воротник…).

Но в алых струйках за кормами

Уже грядущий день сиял,

И дремлющими вымпелами

Уж ветер утренний играл,

Раскинулась необозримо

Уже кровавая заря,

Грозя Артуром и Цусимой,

Грозя Девятым января…

ПУШКИНСКОМУ ДОМУ

Имя Пушкинского Дома

В Академии Наук!

Звук понятный и знакомый,

Не пустой для сердца звук!

На торжественной реке,

Перекличка парохода

С пароходом вдалеке.

Вслед медлительной волне,

Всадник бронзовый, летящий

На недвижном скакуне.

Наши страстные печали

Над таинственной Невой,

Как мы чёрный день встречали

Белой ночью огневой.

Что за пламенные дали

Открывала нам река!

Но не эти дни мы звали,

А грядущие века.

Пропуская дней гнетущих

Кратковременный обман,

Прозревали дней грядущих

Сине-розовый туман.

Пели мы вослед тебе!

Дай нам руку в непогоду

Помоги в немой борьбе!

Не твоих ли звуков сладость

Вдохновляла в те года?

Не твоя ли, Пушкин, радость

Окрыляла нас тогда?

Вот зачем такой знакомый

Имя Пушкинского Дома

В Академии Наук.

Вот зачем в часы заката

Уходя в ночную тьму,

С белой площади Сената

Тихо кланяюсь ему.

Иосиф Бродский

СТАНСЫ

Ни страны, ни погоста

не хочу выбирать.

На Васильевский остров

я приду умирать.

Твой фасад тёмносиний

я впотьмах не найду,

между выцветших линий

на асфальт упаду.

И душа неустанно

поспешая во тьму

промелькнёт над мостами

в петроградском дыму,

и апрельская морось,

над затылком снежок,

и услышу я голос:

- До свиданья, дружок!..

И увижу две жизни

далеко за рекой,

к равнодушной отчизне

прижимаясь щекой,

словно девочки-сёстры

из непрожитых лет,

выбегая на остров,

машут мальчику вслед.

СТАНСЫ ГОРОДУ

Да не будет дано

умереть мне вдали от тебя

в голубиных горах

кривоногому мальчику вторя.

Да не будет дано

и тебе, облака торопя,

в темноте увидать

мои слёзы и жалкое горе.

Пусть меня отпоёт

хор воды и небес, и гранит

пусть обнимет меня,

пусть поглотит,

мой шаг вспоминая,

пусть меня отпоёт,

пусть меня, беглеца, осенит

белой ночью твоя

неподвижная слава земная.

Всё умолкнет вокруг.

Только чёрный буксир закричит

посредине реки,

иступлённо борясь с темнотою,

и летящая ночь

эту бедную жизнь обручит

с красотою твоей.

и с посмертной моей правотою.

Валерий Брюсов

ПЕТЕРБУРГ

Здесь снов не ваял Сансовино,

Не разводил садов Ле-Нотр.

Всё, волей мощной и единой,

Предначертал Великий Пётр.

Остановив в болотной топи

Коня неистового скок,

Он повернул лицом к Европе

Русь, что смотрела на Восток;

Сковал седым гранитом реки,

Возвысил золочёный шпиль,

Чтоб в ясной мгле, как призрак некий,

Гласил он будущую быль.

Усталый труд, глухая лень,

Всё те же нивы вековые

Всё тех же скудных деревень;

Вдали, как редкие цветенья,

Шумят несмело города,

В краях тоски и униженья,

Былого рабства и стыда.

Но Петроград огнями залит,

В нём пышный роскоши расцвет,

В нём мысль неутомимо жалит,

В нём тайной опьянён поэт,

В нём властен твой холодный гений,

Наш Кесарь-Август, наш Ликург!

И отзвуком твоих стремлений

Живёт доныне Петербург!

Иван Бунин

НА НЕВСКОМ

Колёса мелкий снег взрывали и скрипели,

Два вороных надменно пролетели,

Каретный кузов быстро промелькнул,

Блеснувши глянцем стёкол мёрзлых,

Слуга, сидевший с кучером на козлах,

От вихрей голову нагнул,

Поджал губу, синевшую щетиной,

И ветер веял красной пелериной

В орлах на позументе золотом…

Всё пронеслось и скрылось за мостом,

В темнеющем буране… Зажигали

Огни в несметных окнах вкруг меня,

Чернели грубо баржи на канале,

И на мосту, с дыбящего коня

И с бронзового юноши нагого,

Повисшего у диких конских ног,

Дымились клочья праха снегового…

Я молод был, безвестен, одинок

В чужом мне мире, сложном и огромном,

Всю жизнь я позабыть не мог

Об этом вечере бездомном.

Просыпаюсь в полумраке.

В занесённое окно

Смуглым золотом Исакий

Смотрит дивно и темно.

Утро сумрачное снежно,

Крест ушёл в густую мглу.

За окном уютно, нежно

Жмутся голуби к стеклу.

Всё мне радостно и ново:

Запах кофе, люстры свет,

Мех ковра, уют алькова

И сырой мороз газет.

“Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо, как Россия…”

О, если б узы гробовые

Хоть на единый миг земной

Поэт и Царь расторгли ныне!

Где Град Петра? И чьей рукой

Его краса, его твердыни

И алтари разорены?

Хлябь, хаос, - царство Сатаны,

Губящего слепой стихией.

И вот дохнул он над Россией,

Восстал на божий строй и люд

И скрыл пучиной окаянной

Великий и священный Град,

Петром и Пушкиным созданный.

И всё ж придёт, придёт пора

И воскресенья и деянья,

Прозрения и покаянья,

Россия. Помни же Петра.

Пётр, значит Камень. Сын Господний

На Камени созиждет храм

И скажет: “Лишь Петру я дам

Владычество над преисподней”.

Вячеслав Иванов

СФИНКСЫ НАД НЕВОЙ

Волшба ли ночи белой приманила

Вас маревом в полон полярных див,

Два зверя-дива из стовратных Фив?

Вас бледная ль Изида полонила?

Какая тайна вам окаменила

Жестоких уст смеющийся извив?

Полночных волн немеркнущий разлив

Вам радостней ли звёзд святого Нила?

Так в час, когда томят нас две зари

И шепчутся лучами, дея чары,

Как два серпа, подъемля две тиары,

Друг другу в очи – девы иль цари –

Глядите вы, улыбчивы и яры.

Георгий Иванов

Снастей и мачт узор железный,

Волнуешь сердце сладко ты,

Когда над сумрачною бездной,

Скрипя, разводятся мосты.

Люблю туман светло-зелёный,

Устоев визг, сирены вой,

Отяжелевшие колонны

Столетних зданий над Невой.

Скользят медлительные барки,

Часы показывают три…

Уже Адмиралтейства арки

Румянит первый луч зари;

Уже сверкает сумрак бледный

И глуше бьёт в граниты вал…

Недаром, город заповедный,

Тебя Великий основал!

И ветры с Ладоги – недаром

Ломали звонкий невский лёд –

Каким серебряным пожаром

Заря весенняя встаёт!

Светлеет небо над рекою,

Дробятся розы в хрустале,

И грозен с поднятой рукою

Летящий всадник на скале.

ПЕТРОГРАДСКИЕ ВОЛШЕБСТВА

Заря поблекла, и редеет

Янтарных облаков гряда,

Прозрачный воздух холодеет,

И глухо плещется вода.

Священный сумрак белой ночи!

И снова вечность смотрит в очи

Гранитным сфинксом над Невой.

Томящий ветер дышит снова,

Рождая смутные мечты,

И вдохновения былого,

Железный город, полон ты!

Дрожат в воде аквамарины,

Всплывает лёгкая луна…

И времена Екатерины

Напоминает тишина.

Колдует душу сумрак сонный,

И шепчет голубой туман,

Что Александровской колонны

Ещё не создал Монферран.

И плющ забвения не завил

Блеск славы давней и живой…

… Быть может, цесаревич Павел

Теперь проходит над Невой!..

Восторга слёзы – взор туманят,

Шаги далёкие слышны…

Тоской о невозвратном – ранят

Воспоминанья старины.

А волны бьются в смутной страсти,

Восток становится светлей,

И вдалеке чернеют снасти

И силуэты кораблей.

ВИДЕНИЯ В ЛЕТНЕМ САДУ

Хотя и был ты назван “Летний”,

Но, облетевший и немой, –

Вдвойне ты осенью заметней,

Вдвойне пленяешь разум мой.

Когда кормой разбитой лодки

Ныряет в облаке луна, –

Люблю узор твоей решётки,

Гранита блеск и чугуна.

Вдали продребезжат трамваи,

Автомобили пролетят,

И, постепенно оживая,

Былое посещает сад.

Своей дубинкой суковатой

Стуча, проходит Пётр, и вслед

В туманной мгле зеленоватой

С придворными – Елисавет…

Скользят монархи цепью чинной,

Знамёна веют и орлы,

И рокот музыки старинной

Распространяется средь мглы.

Оружья отблески… Во взорах

Огни… Гвардейцев кивера…

И, словно отдалённый шорох,

По саду носится “ура”!

Так торжествуют славных тени

Величье нынешних побед.

Но на решётки, на ступени

Ложится серый полусвет…

Полоска утра золотая

Растёт и гасит фонари,

И призраки монархов, тая,

Бледнеют в мареве зари.

Загадочен стоит и пышен

Огромный опустелый сад,

И не понять – то шорох слышен

Знамён иль ветки шелестят.

Опять на площади Дворцовой

Блестит колонна серебром.

На гулкой мостовой торцовой

Морозный иней лёг ковром.

Несутся сани за санями,

От лошадей клубится пар,

Под торопливыми шагами

Звенит намёрзший тротуар.

Беспечный смех… Живые лица…

Костров весёлые огни, –

Прекрасна Невская столица

В такие солнечные дни.

Идёшь и полной грудью дышишь,

Спускаешься к Неве на лёд

И ветра над собою слышишь

Широкий солнечный полёт.

И сердце радостью трепещет,

И жизнь по-новому светла,

А в белом небе ясно блещет

Адмиралтейская игла.

В пышном доме графа Зубова

О блаженстве, о Италии

Тенор пел. С румяных губ его

Звуки, тая, улетали и…

За окном, шумя полозьями,

Пешеходами, трамваями,

Гаснул, как в туманном озере,

Петербург незабываемый.

Абажур зажёгся матово

В голубой овальной комнате.

Нежно гладя пса лохматого,

Предсказала мне Ахматова:

“Этот вечер вы запомните”.

Как осуждённые, потерянные души

Припоминают мир среди холодной тьмы,

Блаженней с каждым днём и с каждым часом глуше

Наш чудный Петербург припоминаем мы.

Быть может, города другие и прекрасны…

Но что они для нас! Нам не забыть, увы,

Как были счастливы, как были мы несчастны

В туманном городе на берегу Невы.

Вера Лурье

ПЕТРОГРАД

Подавив одиночества душную скуку,

Позабыв про Берлин, оглянуться назад

И увидеть сквозь вёрсты и годы разлуки

Этот тихий, вечерний, родной Петроград.

То, что вне географий и, может быть, мимо,

Не попало в истории пыльный архив,

То, что больше преданий и памяти Рима,

Хлеб пайковый и нежности смутный прилив.

Когда солнце не в очередь только и дали,

Папиросы “Зефир” и скупые слова…

А весною панели травой прорастали,

Запустением, древностью пахла трава.

Ирина Одоевцева

Январская луна. Огромный снежный сад.

Неслышно мчатся сани.

И слово каждое, и каждый новый взгляд

Тревожней и желанней.

Как облака плывут! Как тихо под луной!

Как грустно, дорогая!

Вот этот снег, и ночь, и ветер над Невой