“Меня увлекает поэзия, но я не

Античные историки и писатели донесли до нас многочисленные сведения о кошмарных злодеяниях и полном моральном падении таких римских императоров, как Август, Тиберий, Калигула. Их жестокость и разврат, казалось, не знали меры. Любимым развлечением Августа Октавиана была игра в “стрелу Судьбы”, когда Император и несколько сенаторов, прямо с крыши храма стреляли из луков в многотысячную толпу. Тиберий “во избежание потерь римской армии”, вместо того, чтобы штурмовать селение галлов или германцев (даже если поселение готово было капитулировать, сдавшись на милость победителей, оставив столь нужные римской армии зерно и скот), перегораживал маленькой плотиной местную речку, пусть даже ручей (а поселения всегда строились недалеко от источника питьевой воды), дожидался момента, когда вода затопит селение хоть по щиколотку, и выливал в реку “каменное масло” (нефть), затем поджигая. Нефтяная плёнка мгновенно расползалась по воде и так же мгновенно вспыхивала, – причём потушить её было невозможно. Воины, женщины, дети, старики заживо сгорали в огненных реках Тиберия, преподносившего этот приём, как гениальный способ осадного искусства. У Калигулы была своя любимая игра, напоминающая футбол. Только, в отличие от футбола современного, голы забивались не в ворота, а в ямы, а вместо мячей, использовали головы опальных аристократов. К слову, за каждый год царствования Тиберия, казнили через распятие столько же людей, сколько за весь двенадцатилетний период правления Нерона. И это далеко не полный перечень примеров той бессмысленной и беспощадной жестокости, которая была присуща трём первым Императорам Рима.

Таким образом, узнать о Нероне правду можно только у историков не связанных с христианством и не примыкавших к политическим противникам Нерона – то есть – частью у его современников, частью – у историков более позднего времени, когда Христианство ещё не было легализовано, а все активные противники и сторонники Нерона уже покоились в земле, в достаточно короткий исторический период, когда правду можно было говорить, одновременно “уже” и “ещё”.

Став Императором в 17 лет, молодой Нерон полностью подпадает под влияние своего наставника – писателя и философа-стоика Сенеки. Именно под влиянием Сенеки, в Нероне пробуждается мечта о просвещённой тирании, на подобии древнегреческой, строй, который Нерон по молодости идеализировал. (Естественно, “тирания” имеется ввиду в первоначальном смысле – греческое обозначение абсолютной монархии, а не в современном – негативно-метафорическом). Начитавшись книг о древнегреческих тиранах, покровителях искусств и наук, Нерон начинает осуществлять свой план “идеального государства”. И, как и полагалось по учению стоика Сенеки, просвещённую монархию необходимо было начинать с монарха, то есть – с себя. И действительно, Нерон получил великолепное образование, стал талантливым поэтом и драматургом. Практически анекдотические байки о его “графомании” основания под собой не имеют, – сохранилось несколько стихотворений и одна пьеса Нерона, причём, его произведения, не стань в свете Христианства, Нерон одиозной фигурой – наверняка бы вошли в римскую классическую литературу, причём, как одни из лучших. Исследователи полагают, что ещё две пьесы, приписанных Сенеке, созданы Нероном, а сохранились в архиве Сенеки, так как Император показывал все свои тексты учителю. Сенека был первым критиком Нерона и заботился о его “имидже”, посему не пропускал не доведённые до должного уровня вещи, говоря: “Сильному трагику слабая трагедия простится – Великому Императору принесёт осмеяние народа”. Нужно сказать, что в записях Сенеки он называет Нерона очень талантливым трагиком, великолепным поэтом, но посмеивается на предмет того, что Нерон сам любил исполнять роли как в своих, так и в классических трагедиях, говоря, что Императору не пристало актёрство, и что стихи и трагедии Нерона смотрелись бы лучше в исполнении профессиональных актёров и певцов. Однако, явно намекая, что поэт и трагик Нерон был, мягко говоря, намного лучше, чем Нерон – актёр, Сенека с уважением отзывается о том упорстве, с которым, Император, казалось, имеющий всё, тренируется пению и актёрскому мастерству, тратя на это по несколько часов в день. Но не следует думать, что Нерон видел в театре только себя – со своими стихами и трагедиями он выступал редко, исполнял роли в классических трагедиях ещё реже. Он ставил на сцене классических и современных ему авторов, практически каждый день, находясь в императорской ложе, в качестве благодарного зрителя. При Нероне профессия актёра стала очень прибыльной и популярной, набирались актёрские школы, где учили театральному мастерству. Единственной правдой в легенде о “самозабвенном графомане, сгоняющем в театры пол Рима на свои трагедии”, было то, что даже на трагедии Эсхила, в исполнении лучших актёров Рима, народ приходилось сгонять насильственно. Молодой Нерон был максималистом и не понимал, что насадить культуру и эстетику принудительно невозможно. А народ роптал, что Император “ставит греков в театрах и цирках, вместо того, чтобы устроить в них хорошие состязания гладиаторов”. Так рушится ещё один миф – о патологической страсти Нерона к кровавым гладиаторским боям – арены цирков Нерон использовал для постановок классических и современных трагедий (включая и свои и своего наставника Сенеки). И, хотя при Нероне “хлеба” у народа было вдоволь, “зрелища” Император Рима предлагал не те, которых жаждала толпа…

Первым “подлил масла в огонь” Римского пожара Тацит. Однако, этот авторитетный историк относился к противникам Нерона – за участие в заговоре Нерон казнил его родственника. Вот только Тацит не знал, что пожар произошёл не “во время грандиозной попойки Нерона”, а во время, когда Нерон отдыхал на своей вилле на побережье в Антии – в 50 километрах от Рима. Но Плиний опровергает Тацита, говоря, что: “К западу от Сената стояли вековые дубы, погибшие, при трагическом пожаре, случившемся при принсепсе Нероне, к его несчастью”. В принципе, свидетельство Плиния полностью снимает обвинение в поджоге Рима с Нерона. Есть и ещё одно свидетельство, о том, что, когда Нерон узнал о пожаре и срочно возвратился в столицу “был сам не свой, а его приветствовал народ Рима”. Предположение многих историков, что Нерон, с помощью огня хотел избавиться от трущоб, на месте которых были возведены знаменитые нероновские “инсулы” – античный аналог “хрущёвок” – многоквартирные многоэтажные здания, пусть с достаточно тесными квартирами, но, всё-таки – не сравнимые с трущобами и, главное, давшие бесплатный кров всем гражданам Рима, даже плебсу и вольноотпущенникам, то же не имеет под собой основания. Трущобы были разрушены под строительство инсул только через два года после пожара. При этом, пожар поглотил самую богатую и красивую часть города, которая, кстати была полностью отстроена Нероном. На месте бывшего императорского дворца, по чертежам самого Нерона, был возведён Золотой дворец, считающийся одним из шедевром мировой архитектуры. Кстати, при возведении инсул и восстановлении центра Рима были задействованы десятки тысяч человек – пожалуй, только при Нероне, Рим избавился от своего главного бича – безработицы, толкавшей свободных граждан на путь разбоя. Надо сказать, что слава Нерона, как покровителя искусств и наук, так же, как и слава “Нерона-Антихриста” пережила века. А вот легенда о том, что Нерон поджёг город, чтобы обвинить в этом христиан, имеет под собой реальное основание. Пожар случился как раз на Пасху, при том, что традиция “Крестного хода” основана на факельных шествиях ранних христиан. Конечно, сознательного поджога не было – это противоречит нормам христианской морали, но, достаточно было одного факела, случайно оброненного в вересковый куст…

Надо сказать, что против христиан Нерона изначально настроил Сенека. Вообще, роль Сенеки при Нероне была весьма неприглядной и скользкой, совсем не похожей на образ мужественного и справедливого философа-стоика, каким изображает Сенеку художественная литература. С самого воцарения Нерона, Сенека боролся за влияние, практически, контроль над ним с матерью Нерона – властолюбивой и беспринципной Агриппиной. Причём и мать Нерона, и его наставник видели в молодом императоре лишь свою марионетку. И когда Нерон посетовал Сенеке, что его главная проблема – его мать, Сенека произнёс фразу, девятнадцатью веками позже, ставшей любимой фразой Сталина: “Нет человека – нет проблемы!” В конце концов, Сенека возглавил заговор против Нерона. Христианское же вероучение было представлено Сенекой Нерону, как исключительно антиримское, при этом философ не стеснялся искажать цитаты христианских проповедников. Но нельзя сказать, что Нерон поверил словам Сенеки, о том, что это: “Секта иудеев, мечтающая уничтожить власть Рима в Палестине”. Нерон советовался с другими, современными ему философами, лично допрашивал пойманных христианских проповедников, даже сам тайно посещал христианские собрания, чтобы изучить “новое направление философии” и самостоятельно пришёл к выводу, более страшному для истинного государственника, чем преподносил Сенека – Христианство – религия низов, Христианство против основ государства как такового. Нерон увидел в Христианстве смертный приговор Римской империи – и он, как Император просто обязан был действовать во благо государства – стало быть – должен был развернуть репрессии против христиан.

Сейчас нами это воспринимается как чудовищная жестокость, но политика была циничной всегда. Разве английские, французские, испанские короли не сжигали на кострах евреев тысячами, не инициировали погромы против “Богоубийц” только потому, что монархи не могли расплатиться по долгам с еврейскими банкирами. Из-за денег Папским престолом и Филиппом Красивым – королём Франции, был уничтожен Орден Храма – тамплиеров, на тот период – главная ударная сила христианского мира, но Папа и Филипп задолжали тамплиерам сумму, равную стоимости всей Франции, что и решило дело. Из-за легендарных богатств Царьграда, крестоносцы не пошли войной на мусульман, а разграбили православный Константинополь.

После воцарения Нерона, признании его сенатом и абсолютно добровольным отказом от трона и присягой Нерону данной Британиком, последний не представлял для Нерона практически никакой опасности, тем более, ввиду их дружеских отношений. Для Нерона – нет, но для Агриппины… Уж она-то прекрасно знала, причём, на своём опыте, что определённые политические силы могут захотеть использовать Британика, в качестве своей марионетки, сделав его императором, точно так же, как она поступила с Нероном. И тогда – ей конец (о Нероне она думала в последнюю очередь), а значит – Британик должен умереть. Необходимо сказать об обстоятельствах смерти Британика. В кругу придворных Нерон и Британик состязались в искусстве поэзии и трагедии. Услужливые сенаторы, конечно, громче аплодировали Нерону, но он знал цену их овациям, юношам это просто доставляло удовольствие. Слуги поднесли сосуд с вином и два бокала на большом подносе. Вино было одно, а бокалы не могли быть отравлены смертельным ядом – в таком случае у Нерона и Британика были одинаковые шансы погибнуть. “Они оба выпили вина, так как горло пересохло от длительных декламаций, и, через несколько секунд Британик упал на пол, у него отнялась речь, а после остановилось дыхание. Нерон растерянно смотрел на мёртвого брата и выбросил свой бокал с недопитым вином. После он ушёл, сославшись на головную боль”. Это историческое свидетельство говорит об очень многом. Древним не были известны яды столь быстрого, притом, как видно из картины смерти, нервно-паралитического действия. Зато известно, что Британик страдал эпилепсией, унаследованной от отца и частыми головными болями. Да и картина смерти указывает на инсульт. Случайность? Но незадолго до этого, Агриппина снова привезла в Рим свою служанку Лукусту – она стала для Агриппины личным мастером по ядам. Вероятно, в самом кувшине вина был “адресный яд” для Британика – какая-либо травка, резко повышающая давление – у Британика с тяжёлым заболеванием мозга она вызвала инсульт, а у Нерона – только головную боль.

Но Нерон не разбирался в ядах. С этого момента началось его отчуждение от матери, но не только потому, что она отравила Британика, его лучшего друга, – скорее всего, Нерон предполагал, что Агриппина хотела отравить их обоих и стать полновластной Императрицей, а его спас только промысел богов! Не случайно же Нерон отправил своего охранника с приказом – всадить в спину Лукусты ТРИ стрелы. Три – Клавдий, Британик и… Нерон! Представляю, какое действие это оказало на Императора. Так, постепенно, начали разрушаться его юношеские иллюзии об “идеальном государстве”.

С этого момента, Нерон полностью попал под влияние Сенеки. Хотя, за спиной Императора Сенека распускал слухи, что Нерон отравил потенциального претендента на трон. Началась настоящая война между Сенекой и Агриппиной за влияние на Нерона, но эта долгая война открыла Нерону глаза, предательство матери, предательство наставника сделали из молодого идеалиста жёсткого и циничного политика. На какое-то время Агриппина одержала тактическую, но важную победу. Нерон влюбился в Поппею - девушку не очень высокородную, но красивую, влюбился искренне и чисто. И Агриппина исполнила своё обещание – устранить Октавию. Под угрозой убийства её заставили подтвердить развод, а когда она, высланная из Рима в своё имение, прямо обвинила в этом Агриппину, то вскоре “скончалась от отравления”. Агриппина нашла себе новую “лукусту”. Нерон был благодарен матери и очень счастлив с Поппеей. Через девять месяцев после свадьбы, она родила ему дочь. Но ребёнок родился неполноценным и умер через четыре месяца – Нерон справедливо винил в этом Поппею, которая много пила во время беременности. Любовь превратилась в ненависть. Нерон хотел было развестись с нею, но сенат стал горой. Тогда Агриппина заявила с трибуны, прямо перед сенатом Нерону: “Неужели у тебя не хватит духа, чтобы ворваться сюда с парой когорт и перерезать, как свиней, всех этих жирных бездельников!”

Вскоре “жирные бездельники” единогласным собранием Сената низложили Нерона. В это время он был не в Риме, в удалённой загородной резиденции. У него было много возможностей скрыться – его приглашал парфянский царь (хотя Нерон и завоевал Парфянское царство, в отличие даже от Юлия Цезаря, он не проводил карательных операций, при том, что усмирил враждующие группировки, чем и снискал к себе уважение парфянской знати и народа) римская армия, которая возвращалась из Парфянского царства, после оказания помощи царю в подавлении мятежа, была верна Нерону, Пальмира выдвинула свою армию и римский гарнизон наместника, и Египет предложил бросить свою армию (хотя Египет и был римской полупровинцией, но располагал, пожалуй, второй по силе армией после Рима) и римские гарнизоны против мятежников. Бесспорно, бежав из Рима, Нерон возвратился бы в Рим на белом коне и казнил бы заговорщиков. Но… он, когда-то, мальчишески увлечённый эллинистическими философами, разочаровался в самой сути человеческого существа. Он спокойно ждал, когда за ним придут. Когда конница подъехала к вилле, Нерон приказал охраннику пронзить его мечом в сердце или ударить в голову. Никто не решился на это. Нерон выхватил меч у охранника и, сказав: “Такова ваша верность…”, приставил рукоять меча к полу и упал на остриё…

Святослав Артомонов.

На главную