Ещё одно чувство сопровождало меня при чтении - чувство свежести. Зимней, морозной, ледяной, Что греха таить, я начинался как поэт в советское время, когда уход из плоскости “хлеб - всему голова” и “Ленин всегда живой” немедленно объявлялся, даже, верней, клеймился “космополитизмом” и “упадничеством”. Пессимизм был запрещён. Это было верно, если рассматривать Поэзию, как нечто прикладное к государственности. Но пришли иные времена - я не говорю лучшие или худшие - иные. А с ними пришли и новые поэты, принесшие в нашу поэзию долженствующую ей многомерность. Несомненно, - один из них. И что отрадно, не пошёл по пути отрицания (что всегда и намного легче); он пошёл по пути преемственности поколений, как ни банально это звучит.

Мятущийся дух поэта всегда ищет истину. Поэтому закономерно соседства в книге имён Христа, Кришны и Осириса. И, опять же, очень отрадно, что не уподобился тем, кто с номенклатурной лёгкостью “принял” православие, как некое модное течение. Он искренен, а, может быть, именно в искренности и есть наше подобие Божье. По-моему, таки строки как: “Поймите, то, что с нами завтра будет, // Имеет дух и Имя есть ему”, могут быть подсказаны только свыше.

Книга близилась к завершению. Я читал предпоследнее стихотворение “Мальчик и девочка сидели на крыше дома....” Заканчивалось оно пронзительной строчкой: “Добрая сказка об обречённом мире.”

Лёд превращался в слезы...

Н. Зиновьев, член Союза писателей России.