Не всем хватило места у церквей.

Осталась и она на месте старом

С голодной стаей сизых голубей.

Укутавшись лохмотьями от платья,

Сидит она, унять не в силах дрожь.

Молитвы шепчет или шлёт проклятья

Ведь слов, слетевших с губ её дрожащих,

Никто, увы, не слышит из людей,

Спешащих к электричке и кричащих

На “этих обнаглевших” голубей…

И нам, и птицам, и цветам!

Себя я чувствую отлично.

Как хорошо, что я не там,

Где людям не хватает солнца,

Где из-за рваного червонца

Пырнут ножом и кинут в ров;

Где тени нет улыбки кроткой,

Где зло и ложь, где сущий ад!..

Недаром обнесён решёткой

По всей длине наш тихий сад.

Юность шуткой прошла неуместной,

Зрелость, тоже, как видно, пуста.

Только детство, как всякое детство,

Походило на детство Христа.

Потому и сияет оттуда,

Через толщу безрадостных лет,

Незакатный, пожизненный свет…

В остальном, где-то зреет Иуда.

У карты бывшего Союза,

С обвальным грохотом в груди,

Стою. Не плачу, не молюсь я,

А просто силы нет уйти.

Я глажу горы, глажу реки,

Касаюсь пальцами морей.

Как будто закрываю веки

Несчастной родине моей…

Минуты свободные редки…

А надо минут пятьдесят

Идти до кургана, где предки

Сухою травой шелестят,

Где сойка птенцов своих кормит,

Где крест, так похожий на “плюс”,

Опять ненароком напомнит,

Куда я всю жизнь тороплюсь.

Сердцу грустно, духу нище.

Жизнь права, и смерть права.

Лето. Сельское кладбище.

Ни крестов, ни звёзд. Трава.

Но среди травы могильной,

Бледен, тонок и высок,

Тонкий, хлебный колосок…

Было ль это Господней ошибкой

Или замыслом дьявола, но

Я родился с предсмертной улыбкой,

Что стереть никому не дано.

Милый друг, не спеши с укоризной

Осуждать откровенье моё.

Ведь пойми: только в бренности жизни

Неизбывная прелесть её!..

Не спалось, и я вышел во двор.

Лип верхушки над крышей плясали.

Хмель, как вор, на соседский забор

Лез неслышно. И звёзды мерцали.

Лёгкий ветер мне дул в рукава,

Еле тлела в руке сигарета,

И кружилась слегка голова

Оттого, что вращалась планета…

За рекой звонят к вечерне.

Ставят сетку мужики;

Шнур, натянутый теченьем,

Потопил все поплавки.

У насосной сыч хохочет,

Он нашёл себе приют

Под задвижкой, старый плут.

Где-то женщины поют…

Умирать никто не хочет.

На нашей улице есть дом,

Всегда закрыты ставни в нём.

От всех нас страшно далеки,

Живут в том доме старики.

Их сын остался на войне,

В чужой далёкой стороне

В песках его затерян след…

А старикам по сорок лет.

Вы ищите у мэра на балу.

Она седой старухой в магазине

Буханку хлеба прячет под полу.

Но, Боже мой, куда с её сноровкой?

С руками, что работали весь век?..

Увидели, конечно. И “воровкой”

Назвал её не русский человек.

Но кой-что запасший впрок,

Разбросал сады и хаты

Вдоль речушки хуторок.

Без особых изменений

Жизнь течёт тут, без прикрас.

Здесь без всяких извинений

Хлеб привозят в месяц раз.

А ещё привозят творог,

Или правильно творог?

Я не знаю, но мне дорог

Этот тихий хуторок.

Нет, не тем, что ивы гнуться

Так картинно у пруда.

Дед мой именно сюда

Должен был с войны вернуться.