Чёрная жемчужина

Старый лесничий охотился в лесу. И, вдруг, он увидел тигра, который брёл, не разбирая дороги.

“Какой глупый тигр, - подумал лесничий, – меня не замечает, из убежища своего вышел”.

Но потом заметил лесничий, что тигр охотится на гигантскую сову, которая сидела на суку, словно каменная. Присмотрелся он получше и увидел мышь, за которой наблюдала сова. Мышь, подобно тигру, кралась к жуку, любовавшемуся чёрной жемчужиной. Эта жемчужина лежала на сухой траве, и жук, поднимая свои зелёные крылышки, неслышно стрекотал.

Только чёрная жемчужина осталась лежать на сухой траве. Положил её лесничий себе на ладонь и стал рассматривать. И была она словно живая. Будто чёрная капля росы, она играла отблесками в лунном свете.

“Что за чудо, – изумился лесничий – я и не знал, что чёрный цвет может быть так красив”.

И действительно, девяноста девять оттенков можно было насчитать у той жемчужины. И смотреть на неё можно было часами. Однако, никто точно не мог сказать, что в этой жемчужине было такого особенного.

Прослышал про чёрную жемчужину царь и приехал к лесничему. Любые деньги предлагал, полцарства сулил, но не соглашался старик. Хмурым уехал от него царь. Проводил его старый лесничий до порога, вернулся в дом, глядь, а жемчужины-то и нет.

“Вор”, – застонал он. Выбежал во двор, а царя и след простыл. Только пыль за околицей да напуганные птицы кружат.

Затосковал лесничий по своей жемчужине, дом у него в упадок пришёл. И вот, ровно через год, заявилась к старику девушка с кожей, что у арапской рабыни. Блестела она, словно чёрный жемчуг, и не мог на неё налюбоваться старик, не мог оторвать от неё глаз – столь была она удивительная и необычная.

Изогнулся над ней лесничий, словно сухой лист, и послышалось тяжёлое жужжание жука, пробежала мышь, колыхнулись ветром волосы от крыльев совы, и почувствовал он, как впиваются в его спину острые тигриные когти…

Прошло время, и на зелёной траве осталась лежать чёрная жемчужина, всеми потерянная и всеми забытая. В ней сокрыта своя судьба, она помнит мир ещё до Потопа и ещё переживёт многих из нас. Она лежит на сырой земле и ждёт своего часа, когда одинокий жук засмотрится на неё.

В порыве увлечения, право же, теряешь рассудок.

Когда я был ещё жив, и мне было около десяти, я стал свидетелем одной престранной истории.

В нашем городе был музей. Самый обычный провинциальный музей с облезлыми стенами, мышами и тараканами. Все вещи в этом музее были вполне заурядными, кроме одной. И хотя эта вещь не выделялась дорогой отделкой и яркостью красок, она всё время влекла меня к себе. Это была кровать из кипарисового дерева. Надпись на табличке гласила: “Ложе кипарисовое, 3 в. до н. э. Мастер неизвестен.

Ложе поражало изяществом линий и завершённостью форм. Я мог часами разглядывать изголовье, в виде головы льва и противоположную сторону в виде звериного хвоста. Четыре ножки были сделаны в форме выгнутых лап дракона. Вся кровать казалась хищным сухопарым зверем, застывшим перед последним прыжком, чтобы поразить безмятежную жертву.

Поверхность ложа была испещрена замысловатыми рисунками. Интерес представляли фигуры людей, которые были обнажены.

Вот видно младенца, который бежит с горы и катит перед собой колесо. Вот он среди ковров играет на свирели. На его голове шапка с длинными перьями. За ним пристально наблюдает мужчина в сопровождении двух волков. Под фигурками были вырезаны буквы, очень похожие на греческие “кифрис” и “аплу”.

Ниже показан пронзённый стрелой юноша. Над ним в горести склонился солнцеликий мужчина, рядом с ним лежат сломанный лук и оленьи рога. На следующем рисунке изображено пирамидальное дерево, в ветвях которого едва различима человеческая голова с закрытыми глазами. Вокруг дерева веселятся и танцуют люди, и только один человек неподвижен и печален. В руках его лира, а на голове колючий венок.

Я так был увлечён разглядыванием картинок, что начал царапать ногтем плохо видимые детали. Сразу же меня окрикнула смотрительница музея. Я поднял глаза и увидел женщину, лет тридцати пяти. Она была худа и подвижна. Точно пантера, она была готова впиться в меня зубами, если бы это позволяло приличие. Казалось, я покусился на её собственность. Или, может, она ревновала меня к кипарисовой кровати. Я интуитивно понял, что между ней и ложем существует какая-то связь. Они были даже чем-то похожи: та же геометрия линий, те же полутона, тот же характер, необузданный и страстный.

Я твёрдо решил досмотреть всё то, что было выцарапано на ложе, поэтому незаметно спрятался за портьерой. Я хотел выждать время, когда смотрительница уйдёт в другую комнату. Но посетителей было мало, и она никуда не уходила. Время тянулось слишком медленно. Я заскучал, и, вскорости, уснул.

Меня пробудило странное чувство тревоги. Я открыл глаза. В музее никого уже не было. Я хотел было выйти из своего укрытия и убежать прочь, но вдруг услышал шаги. Комната осветилась тусклым светом.

Прямо на меня шла смотрительница музея. Она была чем-то взволнована. Вот она остановилась, поставила фонарь на стол и направилась к кипарисовому ложу. Она встала на колени и прислонилась щекой к его спинке.

Часы пробили полночь. Послышался странный скрип и на кровати из полумрака возник дряхлый старик. Его тело было облачено в одеяние белого цвета, похожее на римскую тогу. Старец был столь древен, что казался мёртвым. Но вот он открыл глаза и улыбнулся своим беззубым отвратительным ртом. Женщина наклонилась к нему и стала гладить его морщинистое, как кора дерева, лицо. Затем она поцеловала старика в губы и стала страстно обнимать его и ласкать. Одновременно облик старца стал меняться. Морщины разгладились, волосы почернели, – старость исчезла с его лица, а тело сделалось молодым и упругим. На кипарисовом ложе лежал юноша, обликом и статностью равный Аполлону или Адонису.

Смотрительница музея мгновенно разоблачилась и рванулась к нему в постель. Она упивалась его юностью, не скрывая своего восторга. Со стороны могло показаться, что девушка избивает или душит свою жертву, царапая ногтями его тело и лицо.

Женщина улыбнулась краем губ. Она была довольна собой и ни на что уже не обращала внимание.

Он закончил, и кипарисовое ложе оживилось. Спинки кровати обтекли и обвили живое тело. Послышался хруст ломающихся костей и треск лопающейся кожи. Алая кровь покрыла всю поверхность кипарисового ложа.

Марголита издала крик, заглушаемый смехом безжалостного старца, чей призрачный образ трепетал над ложем в музейном полумраке фиолетовыми бликами.

Я тоже закричал от испуга и бросился прочь из музея в открытое окно. Не помню, что было потом и как мне удалось пережить увиденное. Но через двадцать лет я снова посетил этот музей и подошёл к кипарисовому ложу. Оно было таким же, как и много лет назад, но его поверхность была покрыта слоем отличного лака.

Я осмотрел рисунки, нанесённые на кровать: там была девушка, привязанная к жертвенному ложу. Над ней возвышался нагой юноша с острым ножом. На заднем плане за сценой заклания наблюдал мальчик лет десяти. Ну вылитый я!

В голове моей зашумело. Руки потянулись вверх, а тело вытянулось и одеревенело. Я поднял глаза и увидел зелёные ветви. Где-то внизу послышался шум топора.