Ещё на подходе к Синопу Нахимов уничтожил один пароход-фрегат , шедший под турецким флагом и захватил ещё один, отправив под конвоем парохода в Севастополь. В самом Синопе Нахимов уничтожил весь турецкий флот(пятнадцать кораблей: три линкора, два фрегата, два пароход-фрегата, новейший боевой пароход, два брига, два транспорта, три боевых корвета, спасся бегством только один параход-фрегат) шесть береговых батарей, два форта и сам синопский порт. Таким образом, турки потеряли 17 кораблей, шесть батарей, два форта, были разрушены ещё и портовые коммуникации и сооружения. Русские не потеряли ни одного корабля! И даже приобрели один, захватив у турок. Потери личного состава были так же несопоставимы – турки потеряли только убитыми, утонувшими и пропавшими без вести около 2700 человек, 250 – пленными(в их число попал и командующий турецкой эскадрой Осман-паша), более трёхсот ранеными; русские – 38 – убитыми и 230 – ранеными! Соотношение, говоря современным армейским языком, “безвозвратных потерь” в личном составе 1/71, в кораблях – 0/17. Такого сражения не было ни до ни после, за всю, почти четырёхтысячелетнюю историю флота. Каким образом была достигнута эта, без преувеличения, звёздная победа, мнения историков расходятся. Летописцы военной техники считают, что приговор турецкой эскадре прогремел с нижних палуб шести русских линкоров – его вынесли “бомбические пушки” - так называли первые нарезные орудия, русские моряки звали их “Громовыми”(собственно говоря, в этом есть большая доля правды: при меньшем калибре всего в 87мм, таком же весе, как и у французских и английских гладкоствольных орудий, они стреляли не ядрами, а длинными чугунными снарядами оживальной формы с выступами, входившими в нарезы, что придавало необходимое для стабилизации асимметричного, в отличие от традиционного ядра, снаряда вращение, без которого втрое более тяжёлый и длинный снаряд полетел бы недалеко и неуправляемо. За счёт уменьшения калибра росло соотношение между длиной и диаметром ствола, что выливалось в скорость, большую в полтора раза, чем у ядер противника. В сочетании с массой и остроконечной формой, они прошивали турецкие корабли чуть ли не насквозь. Своё слово сказали и химики – втрое больший, чем у ядра внутренний объём заполнялся не порохом а смесью из одной части пироксилина и одной части чёрного пороха, пропитанного нитроглицерином. Фунт русской взрывчатки по фугасному эффекту был равен трём фунтам лучшего английского пороха, а втрое больший объём, следовательно, давал в девять раз больший фугасный эффект. В сочетании с высокой скоростью, массой и особой формой они были в двенадцать раз эффективнее пушек противника, иногда двух снарядов хватало, чтобы превратить в ничто укреплённую каменными стенами толщиной в полметра турецкую шестипушечную береговую батарею. Ещё одной “русской новинкой” был ударный взрыватель – тонкая медная трубка с особым составом, воспламенявшимся при ударе и через некоторое время (необходимое снарядам на заглубления в центральные отсеки судна врага или разрушения стен батареи) воспламенял заряд. По сути, это был классический осколочно-фугасный нарезной снаряд и взрыватель с замедлителем, - схема, которая (за исключением составов взрывчатых веществ и казённого заряжания) применяется и сейчас, в ХХI веке! Ударные взрыватели для своих ядер пытались делать и англичане, но они были ненадёжны, и, либо пробив борт, не срабатывали “и катались, как апельсины”, либо взрывались в воздухе или даже в стволе орудия, отчего погибло немало турецких, а, в последствие, и английских канониров и только треть взрывалась, попав в борта русских фрегатов. “Бомбы” же – ядра с бикфордовым шнуром, которыми обладали и французы были безопаснее для расчета, пробив борт, почти обязательно взрывались, но, встретившись с обшивкой под острым углом отлетая, взрывались в море, часть, прогорая раньше срока взрывалась в воздухе, не нанеся никакого вреда. Тем более, что турки, зная главную слабость русской эскадры, – в составе восьми кораблей не было ни одного парохода или пароход-фрегата, превратили это в свою слабость - они стреляли по мачтам с неубранными парусами специальными, скованными цепочкой ядрами, а так же картечью, чтобы не давать матросам работать “наверху”. Как пишет историк: “Это движение (эскадры) не обошлось бы без потерь, если бы Нахимов послал матросов убирать паруса. Нахимов не послал. На то он и был знатоком, чтобы знать обыкновение турок бить по рангоуту”. 80% турецких выстрелов по разным – и техническим и тактическим причинам, даже если стреляли “наверняка” впрямую не давали ни малейшего результата. Зато у русских даже обычные пушки верхних палуб (коих было вдвое больше, чем нарезных) стреляли пусть ядрами, но с той же втрое более мощной “адской смесью” и ударными взрывателями, не подводившими, в отличие от английских и крушили борта по ватерлинии, пушечные палубы не давая туркам опомниться, пока перезаряжались нарезные орудия (процедура была втрое дольше, чем для обычных) А после перезарядки… Три снаряда “громовых” пушек прошили борта 36ти пушечного корвета “Гюпи-Сефид”. Первый взрыв снёс одну из мачт и палубные надстройки, второй треть правого борта на уровне пушечных палуб… Зазвенело русское “Ура!”, но третий снаряд дошёл до самого сердца корвета – крюйт-камеры (порохового погреба) и взорвался. Корабль исчез в огне, дыме и водяной пыли. Грохот взрыва заглушил одновременные залпы пушек двадцати четырёх кораблей, четырёх батарей и двух фортов. Еще через три часа в Синопской гавани пылало все, что могло гореть, что не взлетело на воздух или не оказалось на морском дне — 7 оставшихся турецких фрегатов, пароход-фрегатов и корветов, новый боевой пароход “Эрегли”, батареи и форты. Пожар начался и в самом городе. Русская эскадра под командованием вице-адмирала Нахимова прекратила огонь — за отсутствием противника. Но и сторонники версии о том, что в Синопе победила техника не могут не признать – тактика Нахимова на прядок снизила потери личного состава, а стратегия сделала техническое превосходство в артиллерии абсолютным. И матросы, по словам Нахимова “Дрались как львы” К сожалению, до нас не дошли их имена: братская “ямина” с обелиском, на котором были высечены имена 32 погибших матросов, ушёл под застройку современного города… Но Синоп выиграли не только “громовые пушки” – эта победа была синтезом таланта русских инженеров-оружейников, подвига матросов и офицеров, которому множество примеров: мичман Колокольцев бросился в крюйт-камеру и голыми руками вынес калёное ядро из пушки турецкого форта, и спас тем самым фрегат “Рафаил”; мичман Варницкий, контуженый и раненый, вёл под обстрелом двух фрегатов свой баркас, устанавливая шпринговый якорь, без которого Нахимову не удалось бы сокрушить батареи; и стратегического и тактического гения контр-адмирала, неординарным свойствам Нахимова как личности.

А личностью он был и вправду особой – о нём говорили: “Забыл влюбиться, забыл жениться…” – его любовью было море. Он не скопил себе ничего, раздавая колоссальное адмиральское жалование вдовам и детям погибших моряков. Описан случай: “К Нахимову подошла старушка – мать мичмана с “Трёх святителей” погибшего при Синопе: “Последняя коровушка пала, невестку-то годок уж, как схоронила, троих внучат кормить нечем, молока бы им хоть!”- сказала она сказала дрожащим от плача голосом. Адмирал проверил карманы и с ужасом обнаружил: всё роздано. Тогда Нахимов обратился к старшим офицерам: “Господа, дайте женщине три рубля на корову!” “Ваше высокоблагородие, всё роздано!” – последовал ответ. Но мимо проходил лейтенант, отпрыск одного из знатнейших родов предпочёл придворным балам защиту Отечества и проявил необыкновенное мужество и талант в Синопском сражении, он был богат. Наконец-то необходимые три рубля были изысканы и вручены отчаявшейся женщине. Семья была спасена”.

Нахимов Павел Степанович родился 23июня(6 июля) 1802года, в селе Городок Вяземского уезда Смоленской губернии, ныне с. Нахимовское Андреевского района Смоленской области в небогатой дворянской семье. В 1815 Павла Нахимова зачислили в Морской шляхетский корпус. Среди его друзей были таки известные люди, как Владимир, Дмитрий Завалишин, Михаил Рейнеке – будущий основатель гидрографии. Окончив корпус с общей оценкой “Очень хорошо” и, получив звание мичмана несколько лет был “приписан при береге” или служил “В стоянии на рейде”. Монотонность пресеклась в 1822году, когда Нахимов ступил на палубу фрегата “Крейсер”, на котором в1822-25годах совершил кругосветное плавание. Участвовал в Наваринском сражении 1827, командуя батареей на линейном корабле "Азов", за уничтожение блокирующих бухту береговых батарей был награждён орденом Святого Георгия. На корвете “Наварин” в 1829 году в составе русского флота блокировал Дарданеллы для кораблей неприятеля, храбро выступив вперёд, он собирался дать бой, зная, что если его корабль и будет потоплен, то полностью заблокирует выход в Чёрное море. За это неприятельский адмирал прозвал его маленький корвет Харибдой по аналогии с чудовищем, утопившем корабли Одиссея. Его победа при Синопе в 1853 году считается величайшим морским сражением. Но, по иронии судьбы “громовые пушки” ударили не только по турецкой эскадре, с их выстрелами парусный и деревянный флот навсегда сошёл со сцены. По злой иронии, они ударили и по линкорам победителям, затопленным Нахимовым на фарватере севастопольской бухты, чтобы неприятель не смог туда проникнуть. Пушки сняли у установили на бастионах. Фрегаты и линкоры, с прорубленными ниже ватерлинии десятками отверстий затонули быстро… Все плакали. И только старый и надёжный трёхпалубный линкор “Три Святителя” трещал, кренился, но, будто бы сопротивлялся, не хотел тонуть. И тогда к нему подошёл пароход, и канониры, со слезами на глазах, и дрожащими руками произвели четыре выстрела по ватерлинии нарезными снарядами “мгновенного взрыва”^*. Корабль накренился и затонул. После чего со всех бастионов Севастополя ударил салют. Прощальный.

Синопская победа стала причиной падения Севастополя.. Ещё до неё в генштабе господствовали настроения, вроде тех, что были перед началом войны в СССР конца 30-ых годов, выраженных в песенке: “Мы врага сокрушим на его же земле, малой кровью, могучим ударом!” После Синопа эти настроения стали абсолютны. Император даже не предполагал, что “Неприятель сунется в Чёрное море” и подготовке Севастополя к обороне не придавалось никакого значения. Никто не думал о том, что произойдёт в 1854 году. Что не с моря, а с суши враг атакует город. Как же, конечно, совершенно несправедливо, винил себя адмирал, объезжая по полуразрушенным улицам, под свист бомб и пуль батареи, бастионы и баррикады, ободряя бойцов. Однажды, объезжая бастионы, офицер увидел умирающего солдата, тот едва приоткрыл глаза и сдавленно спросил: “Скажите, ваше благородие, адмирал Нахимов не убит?” - “Нет”. Солдат закрыл глаза и проговорил: “Слава Богу, теперь я могу умереть спокойно”.

Боеприпасов не хватало. Нахимов всё чаще стал появляться на бастионах и наблюдательных пунктах. Все поняли, что “Адмирал не хочет пережить Севостополь”. 28 июня 1955 года он впервые одел не потрепанный боевой мундир, а парадный, сияющий золотом, с адмиральскими знаками отличия и всеми орденами и взошёл на Малахов курган, где год назад погиб его лучший друг адмирал Корнилов. Первая пуля француза, вооружённого новейшим английским ти-штуцером^* просвистела около головы. Нахимов поднял подзорную трубу и молвил: “Они сегодня довольно метко стреляют”. Раздался ещё один выстрел. Пуля навылет пробила голову. Его без сознания и неподвижного отвезли в госпиталь. Консилиум определил: состояние безнадёжное, но Нахимов был победителем по природе своей, и он сражался даже со Смертью, всё время рефлекторно хватаясь за рану от 13мм пули. Битва, которую никто и никогда не выигрывал продолжалась сорок часов. Старший корабельный врач Соколов, громко проговорил: “Скончался,” и добавил: “11 часов, десять минут…”

Трагический эпилог. …Более чем семь лет назад затонул круизный лайнер “Адмирал Нахимов”. Почти 600 человек погибли. Да были катастрофы с более многочисленными жертвами. Но, например, “Титаник”, тонул 3 часа, “Адмирал Нахимов” – 7 минут - каждому, кто выжил, пришлось буквально вырывать себя из лап Смерти…