Прекрасны лазурные берега Балкан, греческие храмы с голубыми куполами, незабываемо Эгейское море в час заката. Цепь Балканских гор тянется по всему полуострову. Как загадочны эти горы! Именно здесь когда-то бродили немейские львы и киренейские лани. Над этими горами пролетал Пегас – покровитель поэтов. Именно здесь чудесный крылатый конь познакомился с чудо-бабочкой – химерой. Балканы были всегда центром романтики и культуры во всём мире. Здесь находилась славная Восточная Римская империя, тут погибли такие знаменитые поэты, как Джордж Гордон Байрон и Христо Ботев. Сюда устремляли свои взоры русские классики: Пушкин, Кюхельбекер, Одоевский…

А ещё Балканы будут всегда напоминать нам о наших славных соотечественниках: Гурко, Скобелеве, Столетове, Радецком и о многих других, которые шли тернистым путём панславизма – идее, которая до сих пор заставляет трепетать сердца славян по всему миру. Однако, несомненно, в те дни к ней относились более серьёзно …

Посвящаю сию повесть балканским повстанцам и партизанам, чести русского оружия и великой идее Панславизма.

Был июнь 1877 года. Этот год оказался самым ужасным для болгар, но именно тогда блеснул первый луч надежды, что они, наконец, обретут независимость. Дул солёный морской ветер с востока, палило жаркое солнце. Наступил тырновский полдень. Журчала весёлая река Янтра и вилась среди рати болгарских домишек. Чудесны дома Тырнова: двухэтажные, с крепкими дубовыми подпорками, деревянными решётками на окнах. Рядом с тырновскими домами росли кипарисы, а под их кронами - вились виноградные лозы. Над городом возвышался холм Царевец, на котором стоял полуразвалившийся замок кралей погибшего Второго Болгарского царства. Рядом стояли два других холма – Святая гора и Трапезица, которые Янтра превратила в полуостров.

Тырново было оживлено. По улицам разъезжали длинноусые янычары, торговцы в телегах развозили товар в дома знатных турок, греков, албанцев и омусульманившихся славян, на дорогах сидели оборванные, лишённые крова и имущества болгарские нищие, монахи в чёрных рясах ходили по домам и продавали медные крестики, ладан и свечи за жалкие гроши, которые уходили на хлеб и воду, чтобы прокормиться самим и на подаяние нищим. Харчевни, стоявшие по обочинам дорог были полны людьми самых разных национальностей. Заглянем в одну из них. Именно здесь начнётся наша повесть!

Ах, бедный Димитрий! Он и не подозревал, что снова подняли головы гордые сербы и черногорцы в надежде освободиться, что уже шагают в сторону Балкан пять тысяч русских добровольцев под предводительством генерала Черняева, и что дело начатое Христо, не погибло…

Но вернёмся назад, в старую харчевню, где в это время находился герой нашей повести – Димитрий. Он всё ещё задумчиво пил вино и морщился от каждого глотка. Вдруг к Димитрию подошёл человек в чёрном плаще, со скрытым под капюшоном лицом. Он сел рядом с Димитрием и произнёс:

-Какая сегодня жаркая погода. Ещё два таких дня - и высохнет Дунай.

Димитрий еле удержался от радостного возгласа. Это был его соратник - гайдук Иоанн Стрелецкий. Димитрий сердечно пожал Иоанну руку и стал расспрашивать старого товарища о его делах.

-Ну, раз уж зашёл об этом разговор, - проговорил Иоанн, - то я к тебе с делом.

-Рассказывай, в чём дело, - сказал Димитрий, поудобнее устраиваясь на старой деревянной табуретке.

И Иоанн начал:

-Целый год я блуждал по Болгарии, с ружьём за спиной и саблей за поясом. Я горел желанием отомстить туркам за смерть Христо Ботева, - карие глаза на бледном обветренном лице Иоанна злобно блеснули, - я убивал всех турок, которых встречал на своём пути. Я упивался местью. Ни один турок не был пощажён мною. Мне доставляло удовольствие истреблять этих собак! Моя рука была легка и турок, которого щадила моя пуля, умирал с перерезанным горлом…

При этих словах Димитрий поёжился.

Иоанн же спокойно продолжал свой рассказ:

-В дороге я видел много изуродованных тел болгар, и каждое увиденное тело добавляло мне уверенности в том, что я прав. Что нужно нещадно бить турок. Нельзя оставить тела соотечественников не отомщёнными. Я был словно Азраил – ангел смерти в вере басурман! Более жестокого, яростного и беспощадного человека, чем я, не было на свете. Меня называли шайтаном басурманы за то, что я не щадил их, за моё бледное и злое лицо, за мой взгляд, полный ненависти!

Так вот, долго я бродил по неизведанным тропам и диким местам Балканских гор. Вставал с восходом, ложился с закатом и ничто меня не радовало. Я питался едой отнятой у убитых басурман, запивал её их вином. Кстати! Что за кислятину ты пьёшь! Эй! Хозяин! Подайте нам хорошего вина. Я щедро заплачу.

Тут же Иоанна и Димитрия обслужили: подали им отличного вина и миску фиников.

Иоанн продолжил свой рассказ:

-И так бы прожил я всю жизнь, если б случайно не забрёл в Тырново. Я остановился переночевать в одной таверне, хозяин которой оказался славным малым и наотрез отказался от денег, которые я ему предлагал, говоря, что ни монеты не возьмёт с такого героя, как я. Мы потолковали с ним, и я узнал, что он был в молодости гайдуком, таким же, как я. Я же, в свою очередь, рассказал ему о своёй печальной судьбе. Слёзы выступили на глазах добродушного хозяина таверны. Он обнял меня и заплакал горькими слезами. И я понял, что он плачет о судьбе Христо, о моей судьбе и о судьбе всей Болгарии. Я смущённо похлопывал старика по плечу и говорил:

-Ну… Будет вам.

А затем глубже задумался над всем, что пережил, и у меня самого словно ком застрял в горле и слёзы потекли по моим щекам. Впервые за весь месяц у меня не было в душе ненависти. Она ушла, когда я увидел слёзы хозяина таверны. В душу закралась скорбь, достойная человека и православного христианина. Я дал волю своим чувствам. И так стояли мы вдвоём обнявшись и рыдали, не замечая ничего вокруг, мы оплакивали свою несчастную Родину. Когда, наконец, я утёр лицо, то почувствовал давно забытое чувство облегчения. Мне стало стыдно за содеянное мной, хотя я и утешал себя мыслью, что это было достойное возмездие за кровь православных. Я подошёл к иконе и в раскаянии прошептал:

-Боже, очисти мя грешнаго, яко николиже сотворих благое пред Тобою; но избави мя от лукаваго, и да будет во мне воля Твоя, да неосужденно отверзу уста моя недостойная и восхвалю имя Твое святое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

В это время хозяин, наконец, заметил своего кота сидящего за окном под проливным дождём и впустил его в дом. Мокрый тощий кот прыгнул с подоконника мне на колени.

-Может, Бог услышал твою молитву и послал тебе знак, что она услышана в виде этого жалкого существа, - предположил хозяин таверны, а кот тем временем отряхнулся, взглянул с укоризной на хозяина и пронзительно мяукнул.

-Я очень хотел бы быть в этом уверенным, - ответил я и судорожно вдохнул воздух.

Вдруг в дверь кто-то постучал. Хозяин таверны открыл дверь и, в дом вошла вся вымокшая девушка. Она сняла мокрый плащ и обняла хозяина.

Он с укором сказал ей:

Ангелика ответила, улыбаясь:

-Отец! Я должна была навестить многих несчастных людей, как можно было вернуться, не утешив их?

-Храни тебя Бог, Ангелика, - вздохнул хозяин, - ты утешаешь многих, но огорчаешь своего отца. Однако, да воздаст тебе Всевышний за твою доброту.

Я тайно поглядывал на девушку. Ангелика была стройная, как лань, у неё были длинные распущенные чёрные волосы, кожа белее, чем мрамор Парфенона. Когда Ангелика смеялась, то слегка обнажала белые ровные зубы, а её голубые глаза ярко блестели из-под густых чёрных бровей. Девушка наклонилась к мокрому коту, и, смеясь, сказала, что только она и Мурлыка (так она называла кота) знают, какой на улице дождь.

-Ангелика! – сказал хозяин таверны, - познакомься с этим молодым человеком. Это наш болгарский гайдук, и зовут его Иоанном. Поверь, что немногие сейчас более несчастны, чем он.

Я поспешил заверить хозяина таверны, что его сочувствие было для меня лучшим утешением и теперь я менее несчастен.

-А это моя дочь Ангелика. Единственное моё утешение на старости лет, - представил хозяин девушку и покашлял.

Ангелика улыбалась мне, и свет её ясных очей заставил меня потупить взгляд.

-Дети мои, - как бы невзначай сказал хозяин, - пойдёмте ужинать.

Кот одобрительно мяукнул.

Когда принесли ещё вина, и красные реки потекли из кувшина в кружки, Иоанн продолжил свой рассказ:

-Я, хозяин таверны и Ангелика сели за столик и начали разговаривать. К нам присоединились другие постояльцы: еврей-арендатор по имени Самуил, старый клефт из Эллады – Георгий и два болгара: Стефан – хозяин булочной и Янко – торговец мясом. Мы весело рассказывали разные истории из своей жизни друг другу. Во время разговоров я иногда поглядывал в сторону Ангелики, и тут же отводил взгляд, так как она смотрела только на меня. От её нежного взгляда у меня щекотало в горле. Я боялся показаться ей неловким, а руки не слушались меня и, всё валилось из них. Хозяин объяснил это моим нездоровьем, поведав собравшимся о моей нелёгкой судьбе, но я чувствовал, что он знает настоящую причину моей неловкости. Постояльцы с трогательным сочувствием отнеслись ко мне. Старый клефт даже сказал:

-Я тебя понимаю, так как я сам когда-то участвовал в сражениях с басурманами под предводительством Теодороса Колокотрониса! Он был таким же великим полководцем и патриотом, как Христо Ботев.

А Самуил попросил меня рассказать ему о славном Христо. Я рассказал всё, что знал об этом великом человеке. Он родился в 1848 году, в городе Калофере, в семье учителя. Юность Христо Ботев провёл в России и учился в Одесской гимназии, где большое влияние оказали на него русские демократы. Гимназистом он начал писать стихи. В 1871 году Христо был арестован. Вернувшись из заключения, Христо Ботев стал руководителем Болгарского революционного центрального комитета. И вот зазвучали в газетах и журналах призывы поэта подняться болгарам против басурман. В сатирах он осмеивал турецких богачей и болгарских буржуев, прислужников турков. В 1875 году Христо ездил в Россию и получил там оружие. Тем временем произошло восстание в Болгарии. Христо Ботев организовал небольшой отряд и сделал из него дисциплинированное войско, в котором был и я. Однако в горах наш отряд был разбит превосходящими силами турков. Христо геройски погиб. Постояльцы, хозяин таверны и Ангелика молча выслушали меня и мужчины сняли шапки, чтобы почтить почившего героя.

Глубокой ночью мы разошлись по спальням. Дождь утих. Я слышал, как храпят постояльцы и хозяин в соседних комнатах. В окно светила луна. Я подошёл к окну, открыл его и влажный ветер освежил мне лицо и грудь. Я взглянул на небо, и у меня захватило дыхание: небо было тёмное-тёмное и усеяно тысячами звёзд. Я услышал, как стрекочут сверчки. Вдруг в окно запрыгнул Мурлыка. Он потёрся об меня своей влажной шерстью, затем спрыгнул на пол, лениво доплёлся до моей кровати и уснул возле неё.

И снова наступила тишина. Кипарис возле моего окна покачивался от ветра, где-то вдали слышался мерный цокот копыт, а затем и он затих. Внезапно я услышал тихую песню. Её пел девичий голос. Я стал оглядываться и увидел, что это пела Ангелика. Она гуляла по саду и напевала о Солнце и юнаке, как они решили поспорить, кто быстрее из них вокруг всю Землю объедет. Я заслушался. Сердце почему-то сладостно билось у меня в груди, часто перехватывало дыхание и хотелось плакать то ли от счастья, то ли от горя.

Вдруг девушка обернулась ко мне и своим звонким голосом спросила:

-А ты, свет мой, почему не спишь? Ты верно за день устал.

Я пробормотал невнятно что-то вроде того, что я люблю по ночам смотреть на звезды.

Сердце моё всё чаще билось, и мне не хватало воздуха.

-Мне тоже нравится ночью смотреть на это бездонное тёмное небо, усыпанное яркими звёздами, - сказала Ангелика, подняв очи к небу, а я любовался ею. Девушка мечтательно улыбалась, и глаза у неё светились.

Я спрыгнул с окна на землю и тоже поднял глаза к небу. И показалось оно мне бездонной мглой. Вскоре у меня закружилась голова и я перевёл взгляд на землю. Затем невольно взял нежную белую руку Ангелики и задумчиво произнёс, любуясь её глазами:

-При виде тебя я испытываю странное чувство, которого никогда не испытывал. Поверь, моя душа плачет.

Так проговорил я, отвёл взгляд и залез через окно обратно в свою комнату. Мурлыка, разбуженный шумом, лениво приоткрыл глаз, почесался и снова заснул. Ангелика ласково смотрела на меня. Я пожелал девушке спокойной ночи, отправился к кровати, лёг, не раздеваясь, и вскоре заснул.

-Хозяин! Ещё вина! - крикнул Иоанн и продолжил, - на следующий день я спустился вниз в обеденную на завтрак. Постояльцы уже собрались за общим столом. С ними сидели хозяин и Ангелика. Я невольно залюбовался девушкой. Она была свежа и прекрасна, как нежная горлинка. Её руки, которыми она прикасалась к кружке с водой, были похожи на величавых лебедей. Её губы были краснее самых сочных яблок в окрестностях Плевны. На ней был одет такой же ярко-красный сарафан – сукман. На её талии был затянут белый шерстяной пояс, который подчёркивал её стройный стан. Ангелика постоянно ходила из кухни в обеденную и из обеденной в кухню, прислуживая постояльцам.

Я пожелал доброго утра всем. Меня встретили радостными улыбками и спросили о моём самочувствии. Я ответил, что всё хорошо. Ангелика с печальной улыбкой то и дело посматривала в мою сторону. Мне казалось, что она способна затмить солнце. Так были добры её взор и улыбка. Я чувствовал, что все хоть и разговаривают о разных житейских проблемах, но в то же время посматривают на нас. Я услышал, что кто-то прошептал:

-Ну, чем не пара?!

Мне показалось, что это был голос хозяина таверны. Я решил остаться в таверне ещё на один день. В полдень Ангелика отправилась на рынок, а я долго смотрел ей вслед. Вдруг хозяин таверны положил мне руку на плечо и сказал:

-Мне ты полюбился юноша, как сын, и я думаю, что не смогу уже с тобой расстаться. Возьми мою дочь в жёны и будем жить спокойно и весело, не смотря на всё, что делается вокруг.

Я упал в ноги доброму хозяину таверны и стал благодарить его. Хозяин же с печальной улыбкой поднял меня с полу, отряхнул и сказал мне тихо:

-Ты напоминаешь мне моего племянника. Он был таким же славным малым и воевал в войске Христо Ботева. Однако он погиб. Ты будешь напоминать мне о моём Александре.

Я вошёл в свою комнату (теперь она была действительно моя) и прочёл молитву благодарности. Вдруг в дом влетел булочник Стефан и закричал:

-Сосед! Твою дочь взяли башибузуки.

-Что толку? – печально вздохнул Димитрий, - погибла надежда. Заклевали вороны белую горлинку. Закрыли чёрные тучи красное солнце, сгубили басурманы-душегубцы души юнацкие. Нет надежды, и потому плачет душа моя.

-Надежда есть! - с жаром воскликнул Иоанн, забыв про осторожность, - я набрал уже гайдуцкое войско. Много людей собирается в лесах. Болгары снова подымаются, они встают, и ты вставай! Всё будет, как при Христо…

Дальше он поведал Димитрию, то, что я поведаю вам в следующей главе, но только более подробно. Ведь от тех дел, про которые вам расскажу такой простой гайдук, как Иоанн Стрелецкий был далёк.

Давно с сочувствием, жаркой поддержкой и любовью смотрели русские в сторону Балкан. Они всем сердцем рвались на помощь сербам, черногорцам, болгарам, македонцам, грекам и другим балканским народам. Поэт и декабрист Кюхельбекер выразил всё желание русских идти на помощь к угнетённым народам Балкан в своих стихах:

А Александр Пушкин написал стихи о гибели несчастного мечтателя о свободе Эллады Теодороса Колокотрониса:

Поэтому Обручев предлагал форсировать Дунай в центральном течении, перейти Балканы по Шипкинскому перевалу, а затем через Софию и Эдирне (Адрианополь) идти к Константинополю.

В декабре 1876 года произошла Константинопольская конференция. Порте был предъявлен ультиматум и тут… участников конференции оглушил артиллерийский салют, а министр иностранных дел Османской империи Саффет-паша объяснил это так:

-Его Величество султан осчастливил свою империю конституцией. Провозглашается равноправие всех подчинённых Порты – и мусульман, и христиан перед законом!

Был избран парламент, который потребовал отклонения ультиматума, что перечёркивало все труды конференции. Только тут участники конференции поняли, что это была комедия, придуманная к случаю и рассчитанная на поддержку Англии. Конференция сорвалась, что переполнило чашу терпения сторонников мира. Войны теперь было не избежать.

А речь императора в Москве отрезала путь к отступлению. Представители держав сделали ещё попытку. Они потребовали у Порты автономии для Болгарии (которую Россия, скрепя сердце согласилась сделать двумя государствами вместо одного) и для Боснии и Герцеговины, однако Порта отвергла и это требование.

Русский посол Новиков вёл переговоры с графом Андраши в Австро-Венгерской империи о конвенции двух держав в случае войны с Турцией.

15 января между Австро-Венгрией и Россией была подписана секретная конвенция о нейтралитете первой в случае войны России с Турцией. Взамен австрийцы получили право на оккупацию Боснии и Герцеговины. Россия и Австро-Венгрия договорились не вводить свои войска в Сербию и Черногорию, а также не создавать большое славянское государство на Балканах, которое могло бы угрожать Османской империи и Австро-Венгрии. Тем временем ситуация войны изменилась из-за поставки огнестрельного оружия туркам из Америки. Началась русско-турецкая война!

-Он какой-то шальной, - говорил своим друзьям отец Михаила Скобелева, - чуть не каждый час новый план; возьмёт под руку – “знаете, что я вам скажу” - и начнёт, и начнёт, да такую чушь!

Верещагин посоветовал Михаилу Скобелеву:

-Будьте поосторожнее и воздержаннее. Конечно, ваша молодость, Георгиевские кресты и прочее, бесспорно, произвели известное впечатление, но вы должны опасаться разрушить его.

-Спасибо! Это совет истинного друга! – горячо поблагодарил Михаил Скобелев Верещагина.

Верещагина забавляло отношение Скобелева-отца к Скобелеву-сыну. Михаил Скобелев имел крест Георгия третьей степени, а его отец - Дмитрий Скобелев только четвёртой.

Однажды Михаил Скобелев сказал своему отцу:

-Ты служил, служил и дослужился до того, что я тебя перегнал. Неужели, отец, тебе не обидно?

-А я тебе денег не дам, живи на жалованье, - отпарировал Дмитрий Скобелев.

В Бухарест русские войска не пустили, а разместили недалеко от города близ Дуная.

Крепости Никополь и Рущук, оснащённые прожекторами, вели беглый огонь по русским войскам день и ночь. Василию Верещагину разрешили переправляться через Дунай на военном корабле вместе со Скрыдловым, а вот Михаилу Скобелеву запретили до поры, до времени.

Скобелев прощаясь с Верещагиным, обнял друга и шепнул:

-Вы едете, этакий счастливец! Как я вам завидую!

В ночь с 14 на 15 июня была совершена переправа, столь внезапно, что турки были застигнуты врасплох. Это была первая значительная победа. Верещагин и Скрыдлов на небольшом миноносце попытались потопить турецкий монитор, но из-за плохого знания Скрыдловым установки мин не смогли взорвать монитор и лишь один раз стукнули бортом и только повредили огромную турецкую посудину, а затем причалили к берегу. Верещагин был ранен. Михаил Скобелев наблюдал за действиями Верещагина и Скрыдлова. Он в восторге повторял:

-Какие молодцы! Какие молодцы!

Так как русская армия была плохо оснащена новыми малокалиберными винтовками Бердана и каждый солдат имел только по 60 патронов, то генерал М.И. Драгомиров распорядился об экономии. Солдаты должны были вести только прицельную стрельбу. Каждый солдат, у которого после завершения дела оставалось меньше 30 патронов, подвергался наказанию. У неприятеля же имелось множество боеприпасов, что позволяло ему вести беглый огонь. Но, несмотря ни на что, русское наступление быстро и успешно развивалось. Генерал Н.П. Креденер штурмом взял Никополь и заполучил 113 орудий. Сын Александра II, великий князь Александр блокировал неприятеля под Рущуком. И.В. Гурко с армией отправился в Тырново…

Турки, находившиеся в харчевне стали оглядываться на пылкого и неосторожного Иоанна, и, когда тот вдруг сообщил Димитрию, что они должны отправиться в окрестности Тырново, так как в одном из горных ущелий их ждут гайдуки, башибузуки посоветовались и решили не убивать Иоанна, а сначала выпытать место нахождения гайдуцкого войска. Они медленно стали подходить к столу Иоанна и Димитрия, но те уже заметили опасность и приготовились защищаться. Болгары, сербы и армяне, давно ждавшие возможность подраться с башибузуками тут же примкнули к Димитрию и Иоанну. В таверне началось сражение. Хозяин харчевни сбегал на кухню и притащил свой револьвер, а его товарищ курд орудовал кухонным топором.

-За свободу Балкан! – воскликнул один грек.

Македонец повалил стол и, используя его, как прикрытие начал обстреливать басурман из старых пистолей. Харчевня наполнилась выстрелами, запахом порохового дыма, стонами умирающих, криками, увлечённых боем головорезов.

Один пьяный болгар пропел отрывок из “Юнака Балканского”:

Вскоре сражение в харчевне закончилось.

-Если б эта харчевня была пошире, а турок побольше, то мы бы… эх, - с досадой проговорил македонец.

Все башибузуки были перебиты. Кровью был залит пол харчевни. Также много болгар лежало с простреленными головами.

-Теперь башибузуки нас не выпустят из города, - мрачно сказал Иоанн, - давайте займём оборону.

Стрелецкий подошёл к Димитрию и положил ему руку на плечо:

-Ты скачи во весь опор в стан к русским! Они близко. Скажи им, чтоб они поторопились, а мы пока отвлечём турок.

Димитрию дали патронов в запас, и он вскочил на коня, пришпорил его и понёсся на север. Обречённые на оборону харчевни долго смотрели ему вслед. А тем временем к ним в таверну собиралось множество сорвиголов, которые хотели помочь в бою с турками. Хозяин выкатил из погреба старый туфланг и установил его на столе напротив окна. Турки попытались взять харчевню штурмом, но наткнулись на отчаянную защиту, отступили и решили укрепиться в соседнем доме. Осаждённые поняли их мысль и приложили все силы, чтобы как можно меньше турок заняло дом. Когда, не смотря на всё, в доме напротив собралось три дюжины турок, Иоанн предложил сделать подкоп под дом, в котором укрылись турки, и взорвать его пороховой бочкой. Все одобрили эту идею. Хозяин с несколькими помощниками содрали деревянный настил, взяли лопаты и начали рыть подкоп. Часть турков уже заняла соседний дом и направила огонь по харчевне из окон, получая в ответ бомбы "тюфяка" хозяина харчевни.

Когда Димитрий очнулся, то услышал речь, которая показалась ему родной, но чем-то она отличалась от болгарской. На него смотрели какие-то незнакомые люди и простодушно ему улыбались. Их добрые глаза успокоили несчастного юношу. Никогда Димитрий ещё не видел таких весёлых, добрых и почему-то очень родных глаз.

-Он очнулся, - негромко проговорил кто-то.

Множество людей, в синей форме с красными лентами, наполнили палату, где он находился. Какой-то весёлый офицер подошёл к ослабевшему Димитрию:

-Как ваше самочувствие? – спросил он и снова юноша почувствовал как мил ему этот северный говор, похожий на болгарский.

-Хорошо, - слабым голосом ответил Димитрий.

-Мы думали, что вы погибли, - сказал весёлый офицер, - но к счастью наш полковой врач настоящий Асклепий. Вы не слишком слабы? Наш генерал Гурко Иосиф Владимирович хотел бы поговорить с вами.

-Я сам бы хотел поговорить с вашим генералом, - проговорил Димитрий.

Весёлый офицер удалился. И вот в палатку к Димитрию пришёл сам генерал-фельдмаршал Гурко. Это был простодушный, бородатый мужчина, располагающий к себе. Он улыбнулся и спросил у Димитрия:

-Здравствуйте, как вас величать?

-Здравствуй и ты. Мое имя Димитрий Левской, я из Тырново, - ответил Димитрий

-Я принёс важную весть! – выпалил Димитрий, и тут же задумался, а действительно ли такому бравому генералу, покажется его весть серьёзной и достойной внимания, и всё же юноша продолжил, - Тырново восстало. Оно ждёт вас. От вашей быстроты зависят жизни многих болгар.

Гурко задумался над вестью принесённой Димитрием. Но вскоре его взгляд прояснился, он улыбнулся и сказал:

-Тырново восстало, говоришь? Тогда мы отправляемся туда! Немедля!

Гурко вышел из палатки Димитрия и отдал приказ русской армии. Тут же казаки, гусары, офицеры, драгуны и другие военные подразделения начали готовиться к продолжению похода. Димитрий хотел тоже встать в ряды русских, но Гурко запретил ему, ссылаясь на запрет врача вставать больному в течение недели.

Димитрий проснулся от грома картечи, пули летали кругом. Русские уже взбирались на стены какого-то города. Димитрий признал в городе своё родное Тырново. Вот открылись городские ворота, и русские солдаты лавиной хлынули в город. Турки сдавались в плен русской армии. Победа была за русскими!

Из домов выбежали болгары. Они радостно встретили русских. Вот пятилетняя девочка вручила букет роз русскому гусару. Он улыбнулся в усы, подхватил её и посадил на коня впереди себя. Торжественно шедших русских солдат с Иосифом Владимировичем Гурко во главе осыпали цветами, пели им песни, дарили подарки. Простодушные русские люди были тронуты. Ещё ни в одной из взятых крепостей их не приветствовали так. Весёлые девушки подносили уставшим войнам хлеб, вино и воду. Монахи с пистолями на поясах (они тоже участвовали в восстании болгар) несли иконы навстречу генералу православной армии. В толпе встречавшей русских героев появились красные флаги со львами.

Навстречу русскому войску выехало сербское воинство. Один серб в белом хитоне и в княжеской папахе спрыгнул с коня и, радостно улыбаясь, подошёл к Гурко. Иосиф Владимирович тоже улыбнулся сербу. Он узнал князя Милана. Черноволосый молодой князь был с ног до головы вооружён: сабля свисала ему до пят, через плечо была перекинута винтовка, в меховом жилете он держал американский пистолет. Иосиф и Милан начали разговор о делах в Сербии.

-Князь Черногории уже ведёт свою армию нам навстречу, - сказал Милан Гурко.

-Говорят у Шипкинского перевала нас ждёт армия турок. Верно ли это? – спросил Иосиф Владимирович у сербского князя.

-Действительно. Это так! – ответил Милан, - басурманы укрепились в горах, и я чувствую: битва будет не из лёгких.

Неожиданно перед конём Гурко упал какой-то бледный, хилый и израненный юноша (это был Иоанн Стрелецкий) и воскликнул:

-Множество наших девушек заперли в старой византийской крепости башибузуки. Спасите их! Прошу вас!

-Я знаю турок! – сказал Гурко, - они перережут всех пленниц, как только мы начнём наступать. Лучше предложить им жизнь в обмен на то, что они сдадут крепость.

Посол был послан для переговоров с башибузуками, запершимися в крепости. Он поднял белый флаг, и башибузуки согласились его принять. Они выдвинули такое условие для сдачи крепости и сохранения жизни пленницам: возможность покинуть город и отправиться к своим войскам. Гурко был согласен и с этими условиями. Башибузуки отворили ворота крепости и строем отправились за пределы города, предварительно сложив своё оружие. Вслед им свистели, смеялись, кричали оскорбительные слова. Освобождённые девушки выбежали из крепости. Их со слезами встречали родители, мужья, женихи и друзья. Иоанн разглядел в толпе свою суженную. Она тоже увидела несчастного гайдука и со слезами бросилась к нему.

-Вы очень обдуманно действовали, - сказал восхищённый Милан генералу Гурко, - поистине русские не только храбры, но и мудры.

А Иоанн, тем временем, осыпал свою возлюбленную поцелуями. Как радостен был миг их встречи. Юноша рассказал Ангелике о том, что сказал ему её отец о их будущем.

-Согласишься ли ты стать подругой моей жизни, солнце моё? – спросил Стрелецкий Ангелику.

-Да, свет мой, - кротко ответила девушка.

Поистине был счастлив тот миг. Единственное, от чего у Ангелики сжималось сердце – это бледность Иоанна. Иоанн пошатывался, кашлял, но всё твердил, что с ним всё в порядке. Действительно, многие в такие счастливые моменты забывали о своих болях. Добродушный старик хозяин таверны разыскал Иоанна и Ангелику, обнял их и, не в силах сдержать свои чувства, расплакался. Вдруг Иоанн всполошился:

-А где же человек, благодаря которому мы вместе сегодня? Где же Димитрий?

Он стал расспрашивать русских офицеров о своём друге. Один из офицеров сказал ему:

-Ваш друг ранен, но будет жить. Это очень храбрый человек! Поверьте мне.

- Как ваше имя, - спросил Иоанн офицера.

- Константин Маковский, - ответил офицер и весело улыбнулся новому знакомому.

Иоанн вошёл в дом, где должен был находиться Димитрий. Два русских врача пропустили его, но попросили слишком не тревожить больного.

Димитрий слегка приподнял голову, и его глаза радостно заблестели.

-Здравствуй! – поздоровался он.

-Здравствуй и ты, мой храбрый друг, - ответил на приветствие Иоанн.

-Я не опоздал? – спросил Димитрий.

-Нет. Русские освободили город и прогнали всех башибузуков. При этом погибло не более ста человек.

-Я рад это слышать, - улыбнулся Левской, и Иоанн подумал: “Какой же замечательный этот человек”.

- Как твоё самочувствие? – спросил Иоанн, обеспокоенно разглядывая раны друга.

-Отлично, - проговорил Димитрий, - даже лучше, чем твоё.

Левской спрыгнул с кровати и подошёл к окну:

-Ради этого можно умереть. Вот о чём я давно мечтал. Сербы, черногорцы, болгары и русские! Все они говорят между собой, они словно братья, расставшиеся много столетий назад и вновь встретившиеся. Встретились четыре родных народа!..

И действительно было на что посмотреть! По всему городу Тырново раздавался весёлый смех славян. Прекрасен был миг, когда русские, болгары, сербы и черногорцы почувствовали себя едиными. Гордо звучало в толпе слово: “славяне”.

И вот на площадь вышел молодой болгар и сказал:

-Я хотел бы прочитать в этот прекрасный день свои стихи.

Он достал лист и с жаром по-болгарски продекламировал:

Раздались громкие аплодисменты. Смущённый поэт скрылся в толпе.

Русские, сербы и черногорцы спрашивали: “Кто этот человек?”, а болгары с гордостью отвечали: “Это наш поэт – Иван Вазов”.

Теперь любой европеец мог бы увидеть в Тырново прекрасную картину: смешение славянских народов. Все болгары откинули будничные проблемы и поспешили посмотреть на своих гостей: великодушных русских, смелых сербов и суровых македонцев. Вот уже зашло солнце за горизонт. Золотая луна вышла на небо. Загорелись на агатовом небе изумрудные звёзды. Подул ветер с моря.

Ангелика и Иоанн стояли на утёсе над Дунаем. Ветерок нежно трепал волосы Ангелики, и она ясным взором смотрела на своего возлюбленного. Иоанн же держал девушку за руки и смотрел ей в голубые глаза. Давно уже изорванная пулями туника развивалась на Стрелецком. На ней были следы всей его огненной жизни: запёкшаяся кровь и не выветрившийся запах пороха. Юноша шептал ласковые слова Ангелике, а она молча слушала, и глаза её улыбались. Священник уже обвенчал их в маленькой часовенке, и теперь они были законными супругами.

-Ангелика! - сказал Стрелецкий, - впереди нас ждёт долгая разлука. Хоть Тырново свободно, но Болгария, Сербия, Черногория и Македония до сих пор в руках поганых! Я должен продолжить дело Христо Ботева и помочь русским освободить Балканы!

Ангелика тихо и печально вздохнула, а Иоанн страстно поцеловал её в сахарные губы. Но нам не время предаваться романтизму. Шипка ждёт героев!

К утру снова русских ждала дорога на юг. Они спешили спасать другие балканские народы. Но теперь им уже не было так уныло, как раньше. С ними были их товарищи сербы, черногорцы и болгары, а также много грузин, армян и греков.

Грустно прощались болгары со своими семьями. Но они твёрдо были намерены идти тернистым путём Христо Ботева. Иоанн Стрелецкий прощался с Ангеликой и со своим тестем, выздоровевший Димитрий оживлённо разговаривал с Маковским, Гурко слушал гайдуцкие рассказы Милана. Но вот уже великое славянское или уже, вернее сказать православное воинство, направилось к Шипке. Шипкинский перевал находился на дороге Габрово – Казанлык. Он разделял Болгарию на Северную и Южную. По слухам там находилась небольшая турецкая армия. Никто не сомневался в победе.

Пришли вести о том, что в Закавказье князь Михаил Николаевич взял крепости Баязет и Ардаган и осадил Карс. Они порадовали русских воинов.

Неплохо дела обстояли и на Черноморском фронте. Все коммерческие русские корабли подняли Андреевский флаг и успешно сражались с турецкими броненосцами. Благодаря проекту будущего героя русско-японской войны Степана Осиповича Макарова был реконструирован пароход “Великий князь Константин”, который начал перевозить к турецким портам немореходные паровые катера, вооружённые торпедами и шестовыми минами. У Батуми с помощью торпедной атаки был затоплен крупный сторожевой корабль “Интибах”.

Гурко легко взял Шипкинский перевал, без особых потерь, и спустился в долину Роз. Радостно встречали везде армию Гурко болгары песнями и розами.

Однако пришли и дурные вести: большое турецкое войско под командованием Осман-паши из крепости Видин направилось в Плевну.

50 тысяч румын наблюдали за шествием турок со своего берега Дуная, из города Калафата, не в силах вмешаться. Турецкие войска стали угрожать тылу и флангу русских, а также мешать переправе через Дунай, потому после взятия Никополя уже два дня бездействовала армия Криденера, вместо того чтобы отправиться к Плевне.

Сорокатысячная армия Сулейман-паши вынудила отступить к перевалам армию Гурко и небольшой русско-гайдуцкий отряд Н. Г. Столетова. Долина роз превратилась в долину стенаний и воплей из-за бесчинств башибузуков. Через три недели армия Сулейман-паши напала на Столетова, защищавшего Шипкинский перевал. Командующий Южным отрядом генерал Радецкий неверно рассчитал главный удар противника, и это едва не переменило весь ход войны и не сделало её исход трагичным для балканских народов.

Туда же поехал и сам генерал Обручев, составивший план военных действий на Балканском фронте. Но и эти известия не омрачили радость героев, отстоявших Шипкинский перевал.

Всю ночь после битвы продолжался праздник, в котором участвовали теперь знаменитые на Балканах и в России генералы: Радецкий, Столетов и Гурко, а с ними славный князь Милан. Слышалась сочинённая русскими солдатами песня о Шипкинском сражении, поистине строки, добытые в пылу войны!

Маковский помогал перевязать рану на плече Левскому, и они беззаботно о чём-то разговаривали. Несчастный! Несчастный сентиментальный Иоанн с завистью смотрел на них и на ум приходил ему отрывок из стихов Христо Ботева: “Морозом юность моя побита…”.

Василий Васильевич Верещагин отложил холст на котором рисовал свою картину “На Шипке всё спокойно” и поздоровался с проходящим мимо Милютиным.

-Как у вас дела, г-н Милютин? – поинтересовался Верещагин.

-Завтра завтракаю с императором на позициях, - мрачно усмехнулся Милютин.

Александр II желал, чтобы о нём говорили, что он нюхал порох в русско-турецкой войне и потому завтракал, обедал и ужинал под турецкими пулями и снарядами.

-Это был разведывательный отряд, - сказал Скобелеву Тутолмин, - уж я то знаю этих бестий.

Через несколько дней перед взорами русских возникла Плевна. Это была грандиозная крепость! Она была расположена среди скал, и сама природа делала её неприступной. На скалах уже расположилась турецкая армия Осман-паши.

Русский генерал-лейтенант Шильдер-Шульднер двинулся под Плевну по приказанию Криденера. Однако турецкие войска превосходили русские количеством. Генерал не имел точных сведений о силе противника и потому не рассчитывал на сильное сопротивление. Плотными колоннами двинулась русская армия к Плевне.

К вечеру она отступила. Русские потеряли две с половиной тысячи солдат, а турки около двух тысяч.

-Четвёртой Плевны не будет, - заявил он. От штурма Плевны русские перешли к её блокаде. Русская гвардия штурмом взяла Горный Дубняк, Дольный Дубняк и Телиш.

Софийское шоссе было блокировано. Осман-паша оказался плотно заперт в Плевне.

Русских приободрили хорошие вести с Кавказского фронта: 3 октября под Авиляром Кавказская армия генерала Обручева одержала победу, взяв в клещи турецкие войска.

28 ноября сдалась Плевна после пяти месяцев осады! Осман-паша оказался пленником вместе со своими 40 тысячами турецких солдат.

Солдаты обожали Скобелева, а после Плевны авторитет Скобелева резко возрос. Он был храбр, всегда весел и быстр мыслью, однако пугал своей дерзостью и активностью. Однажды офицер Паренсов, восхищённый подвигами Скобелева, захотел позвать своего друга генерал-майора Нагловского в армию Скобелева. Но Нагловский опередил Паренсова, сказав:

-Переходи к нам от этого несносного мальчишки Скобелева! Иосиф Гурко отличный генерал! Он храбр, брав, остроумен! И армией руководит умело!

Паренсов только рассмеялся в ответ.

-На всё воля Христова, - говорили черногорские всадники.

Болгары же просто рвались в бой. Их не страшили вьюга, метель и мороз. Они желали свободы! Как здорово звучит это слово. Свобода!

Гордые сербы изо всех сил пытались блеснуть своей храбростью и выносливостью перед своими северными братьями, а также находили время для шуток над русскими военачальниками. Армяне были людьми привычными. Они-то помнили кавказские морозы. На привалах около костра слышались болгарские, сербские, черногорские, русские и армянские песни.

Питались солдаты чёрствым хлебом, горными сернами и баранами, добываемыми такими умелыми охотниками, как сербы и черногорцы. С водой было туго, однако оставались ещё бурдюки вина из Тырнова, да снег топили.

Битва была выиграна русскими. Турки оказались в окружении и почти вся их армия сдалась. В плен захвачены были 22 тысячи турок.

23 декабря генерал Иосиф Гурко взял болгарский город – Софию. Русские, сербы и черногорцы ходили по городу и восхищались им. Гайдуков и русских встречали радушно освобождённые софийцы. Православные монахи встречали освободителей у храма Святой Софии и церкви Святого Георгия.

Везде звучали песни и смех. Иоанн Стрелецкий совсем забыл о печали. Он и не знал, как прекрасна София в день победы.

А тем временем Европа и Турция были поражены переходом русских через Балканы. Русско-гайдуцкая армия по их представлениям сделала невозможное!

Но русские войска рвались вперёд. Они уже отправились к городу Пловдиву – бывшему Филиппополю, городу, основанному великим Филиппом Македонским. Греки и болгары ждали здесь Александра II. Известный уже нам Сулейман-паша собирался сделать из Пловдива новую Плевну. Но русские и болгары верили, что победят: ведь с ними были сам белый генерал Скобелев и знаменитый Иосиф Гурко! Русские сражались, как могли. Они знали, что за их подвигами наблюдает вся Европа, но это не главное! На них смотрят их братья: сербы, черногорцы и болгары. Словно в сказке три витязя вели русских и гайдуков к их победе: Гурко, Скобелев и Александр II. Уже было не так тяжело, так как на Балканах рано наступает весна. Снова стало теплее. Запели птицы, застрекотали цикады, и солдаты вместе с весной почувствовали новую надежду. И вот Гурко нанёс поражение Сулейман-паше под Пловдивом, и город был взят. Что за прекрасное место этот город! Да и с трудом можно было принять его за город. Небольшие деревянные домики утопали в зелени садов, вдали виднелись зелёные горы, рядом же текла река Марица. О! Поверьте! Ничто не может украсить город лучше, чем сама природа! В восхищении замерли русские, увидев это чудо Балкан с зелёных холмов. Видя такую красоту, никому не хотелось думать о войне. Но долг превыше всего.

И вот снова продолжила свой победоносный путь русско-гайдуцкая армия по прекрасным цветочным полянам Балкан. Наконец показался Адрианополь. Прекрасны голубые купола Греции! Этот греческий город – вторая столица Турции сдался русским без единого выстрела. Греки говорили о Александре II:

-Он поистине Александр!

Ведь имя “Александр” на греческом языке значило освободитель.

Да! Прекрасен был Адрианополь! Храмы, мечети, римские и византийские памятники украшали его. Многие греки присоединялись к армии трёх русских витязей.

В Константинополь! Все были в отличном настроении. Война, в которой было пережито столько лишений, подходила к концу. Она оканчивалась взятием сказочного Константинополя. Каждый мечтал, что первый сорвёт полумесяц с купола Святой Софии и водрузит крест.

Везде слышно было слово Константинополь. Не Стамбул, а именно Константинополь!

-Византия! Мы идём! – воскликнул Скобелев, подняв коня на дыбы и обнажив саблю. Раздался оглушительный салют и все участники Балканской кампании подхватили:

-Византия! Мы идём.

-Разве это не здорово? Мы скоро закончим поход. Говорят, что огоньки русских костров видны даже на той стороне Геллеспонта. Мы вернёмся домой и заживём свободно и счастливо!

-А, по-моему, я уже достиг высшего счастья! Никогда ещё не собирались под один стяг русские, болгары, сербы, черногорцы, хорваты и далматы, разве, что в те незапамятные времена, когда все славяне были единым племенем! И вот мы на пути к чуду Средневековья! На пути к Константинополю!

При последнем слове Димитрия снова послышался сигнал труб. Солдаты двинулись к Византии…