На полях отшумевших газет.

Не суди меня строго, мой ласковый друг,

Ведь в душе я не раб, а поэт.

Я готов ковырять хоть монетную медь

Затупившимся ржавым гвоздём,

Лишь бы дать моим рифмам на мир поглазеть,

Расплескаться солёным дождём.

И не сетуй тоскливо, что проза в стихах

Не берёт тебя в сказочный плен -

Не моя в том вина, что пишу впопыхах

За решеткой житейских проблем.

Но когда ты однажды наденешь пальто

И придёшь на могилу ко мне

Напиши на плите: “Несмотря ни на что

Он писал в этой рабской стране”.

Как оправиться сердцу от ран?

Как верёвки разрезать на глотке?

Заберусь с головою в стакан

От любви закипающей водки.

И не крикну прохожим: “Тону!

Пропадает заблудшая лира!”

Стиснув зубы, в тоске прокляну

Разнополое варево мира.

Я сегодня в плену у Тоски.

Эта милая добрая фея

Мне ладонями гладит виски

И целует в небритую шею.

Я о встрече её не просил

И не звал на уставшее тело,

Но когда вдруг остался без сил

Словно ангел она прилетела.

(Отрывок из поэмы “Кровосмешение красок)

Я пришёл. Ни фокстрота, ни пенья,

Только стук молотка в потолок.

Вашей тени в минуты прозренья

Я платил стихотворный оброк.

Где же свечи? Ах, да, прогорели,

И к фарфоровой тайне лица

Кто-то терпкую зелень камелий

Приколол с разрешенья отца.

Я остался навек неотспорен,

Да и нужен ли нам этот спор?

Я для вас - некорчёванный корень

На рисунке задёрнутых штор,

Я для вас словно капля кагора

Тёплой струйкой сбежавшая с губ.

Не стирайте, я высохну скоро,

Как нутро обезвоженных труб.

Не зовите - тот год, будто ладан,

Отдымил, откурился и стих -

Нам судьбою венец не загадан,

Только крестик - один на двоих.

Так желать ли возврата метелей,

Отлетевших во мглу сгоряча?

В исковерканной негой постели

Не найти от Эдема ключа.

Не найти и отмычки от рая,

А к мольбам равнодушный удел

Превратит небоскрёбы в сараи

И в развалины грации тел.

Ах, как жаль - истрепались манеры

И отчаянья больше не скрыть,

Я пришёл, к сожаленью, не первым,

Но последним позволите быть?

(Отрывок из поэмы “Кровосмешение красок)

Опостылевший сказке Емеля

По графлёной разметке дорог

Ухожу под стенанья апреля

В тишину ненаписанных строк.

Ухожу из сценария молча,

Исподволь, как весенняя тьма,

Две овчины накинув на волчью

Изощрённую шкуру ума.

Ухожу, словно глупый ягнёнок,

Неступавший в альковы графинь,

А вослед полоумный бесёнок

Прохрипел, ухмыляясь: “Аминь!”

Ну, а тьма всё навязчивей, чётче,

И ко рву поплыла голова -

Вспоминаю звучание “Отче...”,

А любви забываю слова.

Только завтра, поссорившись с тенью,

Не желавшей растаять в ночи,

За визит попрошу я прощенья

У застывшей слезинки свечи.

Случайная встреча - какая нелепость!

Давно ли стоит между нами стена?

А может проверим кирпичную крепость,

Ударим по стенке бутылкой вина?

Ах, муж, ах, дела, ах, сопливые дети,

И фартук на кухне заждался уже?

Скажи, расставляя семейные сети,

Мечтала ли ты о таком неглиже?

Ты помнишь, как пахнет гроза на исходе

Сожжённого солнцем июльского дня,

Когда наполняется жутью природа,

И в сердце вонзаются стрелы огня?

Постой, не спеши, ты успеешь на ужин

Состряпать детишкам по паре котлет.

Так я о грозе... А ты снова о муже!

Вы что с ним не виделись несколько лет?

Ты помнишь, как пахнет... Ну, вот, убежала,

Метнув напоследок отчаянный взгляд.

Случайная встреча - змеиное жало,

Ты вместо вина подарила ей яд.

Дай согреться, насытиться солнцем,

Дай беспечно, бездумно уснуть,

Развалясь, словно кот, у оконца,

А проснувшись, настроить басы

И растявкаться: “Волю Ивану!

Ну, а к воле - кусок колбасы

И бутылку российской нирваны!”

Дай растаять сугробам в усах

И тогда, напрягаясь и зрея,

Шевельнется в цветастых трусах

Вдохновенье в размере хорея

И разгонится плоской стопой

За мелькнувшим в сознании платьем,

А со стенки угрюмый святой

Разразится вдогонку проклятьем.

Холодает... Срывается свист

Из-под пальцев весны-хулиганки.

Я дрожу, как осиновый лист,

Как серёжки в ушах у цыганки,

И опять - накатила хандра...

Не до воли, мне лишь бы признаться,

Что мечтаю с утра до утра

Батарее горячей отдаться.

Наполняя крутым ароматом

Погруженный в задумчивость зал,

На столе усыхает брюхатый

Переполненный пивом бокал.

Как во сне, разметавшись в покое,

Вспоминая о клумбах двора,

Без воды умирают левкои

У махрового края ковра.

Распластав напряжённые руки

По штрихам цифровой полосы,

Изрыгают помпезные звуки

Награждённые бронзой часы.

А навязчивый северный ветер

Водостоком гремит по стене

И стегает размоченной плетью

По асфальтовой дряблой спине.

Поддавшись порыву бежать от проказы,

Туда, где столпились глухие громады -

За пазухой ночи сопревшие вязы.

Брезгливо касаясь древесной коросты,

Карабкались в кроны дрожащие блики,

Срывали когтями цветные наросты

И нервно швыряли в спираль повилики.

Навстречу, визгливо скрипя на ухабах,

Тащились телеги с останками тени,

И странный, озноб вызывающий запах,

Струился по листьям слащавостью тленья.

А сверху глазели, как в винные бочки

На еле заметную бледную плесень,

Какие-то жалкие желтые точки,

Сбежавшие в небо от лживости песен.

Ищите, грешницы, ищите,

Сбегу туда, куда для вас

Дороги нет, и лишь в зените

Сиять оставлю чёрный глаз.

Прольётся мгла до ослепленья,

Пока нескромница одна

В канун святого воскресенья

Не выпьет цвет его до дна.

Флаги обвисли, как липкая лента

Для надоедливых комнатных мух,

В жирных лучах заходящего цента

Под ненавидящим взглядом старух.

Что им закат и трёхцветные флаги,

Если подолы пестрят от заплат.

Грохнуть бы… всех… примиряющей влаги,

И до балды – коммунист… демократ…

Ваше здоровье, отчизна-злодейка!

Вот он, Стакан, утешитель и друг!

Гранями истины, как трёхлинейкой,

Впился в мозоли натруженных рук…

...Бабки, подвыпив, запели о грустном,

Шаря шальными окурками глаз,

Вдоль тротуара, где старческим хрустом

Пишет зигзаги седой ловелас...

Кисти, мольберт! Но, увы, не художник

Смотрит в окно на агонию дня.

Этот неведомый богу безбожник

Так безобразно похож на меня...

Отрезви, не надейся на чудо,

Мне уже не узнать самому,

Как готовятся острые блюда

В синеватом табачном дыму,

Как рифмуются реки и раки,

И, поджав подмороженный хвост,

Омерзительно воют собаки,

Предвещая тюрьму и погост.

Отрезви, это святость законна

И затёртая штампом сума,

Не смотри на меня похоронно,

Ты не знаешь как сходят с ума.

Впрочем, так было всегда:

С кончика дьявольской трости

Падает божья звезда.

Падает, как откровенье,

В лапы грядущей зимы,

Словно упрёк сотворенью

Хаоса света из тьмы.

Падает, нас не прощая,

Тихо ложится у ног

Пеплом сожженного рая,

Прахом небесных дорог.

Где-то пробили позывы

Всё осознать и забыть.

Господи, мы ещё живы?

Ты не устал нас любить?