Дед умирал и улыбался. Серёга делал искусственное дыхание, не понимая, как дыхание может быть искусственным. Разведённые Серёгиными руками, руки деда просились обратно, на грудь, которая хотела отдышаться от хрипа и успокоиться навсегда.

Дед слышал и уходил.

Какой он был дед. Весёлый и молодой, принимающий жизнь, как она есть, умеющий в жизни делать всё. Играть в шахматы и пить водку, выращивать помидоры и чинить швейные машины. Смеяться и хохотать в любом месте, и в любое время, когда ему было смешно.

Дед учил Серёгу готовить мясо с красным соусом и сметаной.

И они выпивали за это и за всё другое, достойное, что бы за него выпить.

Серёга отправил жену в ненужную аптеку и ждал 'скорую помощь'. Скорая помощь пришла через час. Помощь колола деда тонкими иглами с живой водой, и пыталась через марлевою повязку вдохнуть свою скорую жизнь. Астма ждала 65 лет и, получив помощь от смерти, остановила сердце.

Долго ждали участкового, потом прокурора. Серёга с женой подписали акт ненасильственных действий своих, прокурора и смерти. Потом долго ждали похоронную бригаду. Деда завернули в последний ковёр ещё тёплый от его тела, и поставили в лифт. Серёга хотел сказать, что лучше на руках, пусть на его Серёгиных руках, но похоронная бригада успела надавить на чёрные кнопки.

Все остались без деда.

Серёга пил и не спал. А когда спал, пил во сне, и видел себя, и свои 40 лет.

Серёга вспомнил Булгакова: "Пропал Ершалаим, великий город, как будто вовсе не существовал на свете", и выключил телевизор.

Серёга родился благодаря еврейским стараниям еврейской матери и еврейского отца. Он говорил по-русски, писал по-русски стихи, любил поэта Василия Фёдорова и свою русскую жену. Бабушка говорила на древнееврейском, приводя русские слова к песенным окончаниям. Получалось смешно и красиво. А слышалось так:

-Алы иден инвалиден, алы гуим – мишугуим.

Это означало, что все евреи – больные, а все русские – сумасшедшие.

Синагога находилась в маленьком дворике с железными воротами. В этом дворике жили и другие люди. Некоторые люди заходили в Синагогу, а некоторые нет, но все пользовались одними и теми же воротами.

Серёга открыл дверь и поднялся по ступеням, которые не скрипели. В комнатке слева от небольшой прихожей сидела уверенная женщина и продавала мацу.

Серёга купил мацу, и присел на краешек стула бывшего письменного стола.

Женщина сняла верхний ящик с мацой, который, как ей показалось, стоял слишком высоко, и сказала,

Она с немного большим вниманием, чем в первый раз посмотрела на Серёгу.

Скоро пришёл Михоэлс – высокий парень в ермолке, которая шла его чёрным и упрямым глазам.

Серёга схитрил, и ответил по-еврейски вопросом на вопрос:

Михоэлс провёл Серёгу в просторную комнату с красивыми шестиконечными звёздами и множеством книг в старинных переплётах.

Улыбка у Михоэлса оказалась доброй, доброй и уверенной.

Михоэлс подошёл к полке с книгами.

Михоэлс протянул Серёге тоненькую книгу с картинкой изображающей 17-й век.

По дороге домой Серёгу остановила женщина с пожелтевшими глазами. Женщина была в красном платье, и говорила быстро, смотря перед собой.

Серёга вспомнил двух женщин из своей жизни. Женщина в голубом говорила, что одна ночь не повод для знакомства, и пропадала как ночь. Другая спрашивала, не придёт ли сюда кто-нибудь. Серёга отвечал, что люди, которые живут в соседней квартире, испытывают ночью сладкую нужду. Они непременно придут к ним ровно в два часа, и попросят сахар. Другая женщина одевалась и уходила. Прежде чем открыть дверь, она целовала Серёгу, и говорила, что ему нужно было учиться в литературном институте имени Горького.

Серёга нашёл одинокую скамейку и открыл книгу, которую дал Михоэлс. Прочитав, не пропуская ни одной буквы, он понял, что ничего не понял.

При дворе испанского короля спорили известный иудей и католический священник. Иудей был очень умный и образованный. Понять иудея мог человек, будучи историком, филологом, Богословом и ещё Бог знает кем, причём одновременно. Казалось, что вся человеческая история существовала и существует именно для того, что бы доказать, что Его не было. Католический священник возражал очень мало. Умный иудей победил, а католическому священнику отказали от испанского двора, но без позора.

Серёга положил книгу в пакет рядом с мацой и отправился домой. Дома его ждали Александр Мень и "Сын Человеческий".

Через несколько дней Серёга снова встретился с Михоэлсом.

Михоэлсу понравился ответ.

Серёга уточнил, когда приедет еврейский человек, и хотел уйти.

На скамейке возле Синагоги сидел небольшого роста человек в серой ермолке.

Никто не возражал. Дома Серёга аккуратно обернул старенький переплёт в белую бумагу, и положил на журнальный столик рядом с лампой.

Серёге нравилось читать Тору. Сказка, наполненная светом, без нравоучений и выводов. Как песня древних сказателей под гусли, с медленным перебором и повторением припевов. Но почему так много надо было убивать, "… 'быть или не быть' решаем в пользу быть…"?* - подумал Серёга.

Еврейский старик, который никогда не снимал ермолку. Он умел говорить, и умел слушать. Старик и Серёга пили чай и курили.

Смотреть на женщину, как на женщину, даже Ему, что здесь плохого? – подумал Серёга.

Старик достал серебряный портсигар, и предложил Серёге. Серёга взял сигарету, которая была без фильтра, но с приятным запахом.

Старик выпускал дым с высоко поднятым подбородком и задумывался над каждым словом. Серёге казалось, что за это время он успевал выкурить сигарету. Так они разговаривали больше часа.

Серёга пожал мягкую руку старика и ушёл.

В небольшой церкви Серёга рассматривал православные книги и ждал, когда закончится служба. Он искал Александра Меня, но таких книг здесь не было. Служба закончилась, и Серёга подошёл к священнику, похожему на учителя астрономии.

Серёга зашёл в дешёвую столовую, где наливали. Наливали даже тем, кто не хотел есть. Он увидел знакомых, взял водки, и сел к ним. Один из знакомых говорил, что он считает себя русским дворянином, хотя прадедушка у него был евреем. После такого заявления все пили водку и закусывали яблоком. Серёга взял бутылку водки, пирожки с почти мясом и несколько салатов.

Серёга шёл к высокой церкви на берегу Волги. Мозги не обрушились, но двигался он, как в масле.

Перед Серёгой стоял ангел, специально спустившей на землю, что бы услышать Серёгу. Невозможно было отличить, где небо, а где его глаза.

Ангел не задавал никаких вопросов, он ждал.

Они сели на скамейку во дворе храма.

Серёга принимал крещение в день памяти Александра Невского. Он надел свой новый и единственный костюм. Вместе с ним крестили маленького мальчика и тоненькую девочку лет тринадцати. Перед этим Серёга купил серебряный крестик и православную литературу в нагрузку.

Священник, похожий на борца сумо, давно не посещавшего тренировки, свершал обряд. "Крещается раб Божий Сергей во имя Отца, Аминь, и …". В это время заглянул отец мальчика.

"… и Сына, Аминь, и Святаго Духа, Аминь".

Серёга подумал, как хорошо слышать своё сердце. Как хорошо, что есть Он. Как хорошо, что есть Александр Мень. Как хорошо, что есть дьякон с небесными глазами.

* А. Макаревич