Светлана Макаренко

Две жизни Джейн Уинтвордт.

Женщине, изменившей всю мою жизнь - Леди Ди.

______________________________________________

Джейн с досадой покусала кончик ручки и швырнула её на почти пустой белый лист! За это утро она смогла написать лишь две строки и не буквой больше! Она опасливо покосилась на молчавший в углу стола телефон. Он не издавал никаких упреждающих звуков и трелей, но на аппарате зловеще помигивала красная лампочка.

“Опять редактор!” - похолодев, Джейн замерла. Под ложечкой противно засосало. “Он звонит восьмой раз за утро! – подумала она, нервно передвигая по столу то листы белой бумаги, то чашку кофе, то цветные, тонко отточенные карандаши… - А заключительная часть моего романа так же далека от завершения, как и неделю назад!

Через пять дней нужно сдавать рукопись, истекли все сроки! Что я ему скажу, что?!”

Джейн с грустью подперла щёки руками и отпила маленький глоток совсем остывшего за два часа кофе. Она всегда любила холодный, с сахаром, но в этот раз вкус напитка почему-то показался ей отвратительным!

Она негодующе отодвинула чашку и невидяще уставилась на лист бумаги. И что у неё за дурацкая манера писать от руки?!!

Может быть, если бы она могла в процессе работы пользоваться клавиатурой компьютера, дело бы продвигалось значительно быстрее… Но, вот беда, она не могла “писать” компьютерными клавишами!

Признавала лишь остроконечный “Паркер” и гладкую белую бумагу, по которой перо скользило легко, не царапая поверхность. И обязательно чернила густо - фиолетового оттенка.

Иначе Джейн просто не могла работать! Стоило ей написать хоть слово красными или синими чернилами, как все мысли улетучивались из её головы с легкостью порхающих над цветами бабочек! На дискету она набирала только уже отшлифованный, готовый текст с бумажного листа.

Потом процесс чтения вслух рукописей Джейн так его увлекал, что он напрочь забывал о своем брюзжании, и только благодаря его помощи писательнице-чудачке удавалось укладываться в рекордно короткие сроки написания очередного романа или научной статьи хотя бы до середины. До середины.

А далее и вовсе начинался ад кромешный! Тут уж ни многотерпеливый Джордж, ни очень снисходительный шеф-редактор издательства “Magic and sienctefic” *, ( *“Волшебство и наука” - англ. – автор.) Пол Чермиан, ни его обаятельная и милая секретарша Сьюзенн Гроффит, ни кабинетная тишина и сосредоточенность, ни неисчислимые чашки с любимым “Маккао” не могли помочь несчастной мадам Уинтворд, писательнице и психологу, почти что с мировым именем!

Ни одну из своих работ и рукописей она не могла довести до конца без помощи Джорджа и ассистентов. Никогда, как ни старалась! Она испробовала все мыслимые и немыслимые способы: двигала мебель в кабинете, меняла шторы, отключала телефон, не принимала знакомых, брала отпуск за свой счёт, намеренно путала день с ночью, занималась аутотренингом, вместо кофе наливала в чашку коньяк (тайком от мужа) и даже кричала на Джорджа и била бабушкин фамильный сервиз! Ничего не помогало!

По мере приближения работы к концу, мысли её замирали , останавливались, укладывались в непробудную спячку! Не было ни идей, ни фраз, ни сюжетов, ни выводов… Она просто-напросто не могла связать воедино двух слов! Голова её была пустой, как туго надутый футбольный мяч.

А саму Джейн охватывал беспричинный, необъяснимый страх, и ей всё время хотелось спрятать кипу исписанных листов в самый дальний ящик стола и никому не показывать!

Абсолютно никому! Она каждый день пыталась сесть за стол и начать работать : ведь оставалось порою закончить всего-то одну главу или - несколько страниц, но все попытки оканчивались одним и тем же: расшвырянными по всем углам кабинета ручками, книгами и карандашами, которые безропотно подбирали то дети–подростки, их у Джейн было двое – дочь и сын -, то сдержанный Джордж, то приходящая раз в неделю прислуга, и беззвучными рыданиями над кипой безупречно чистых листов бумаги или на плече растерянного и рассерженного одновременно, мужа.

Еще бы! Было на что сердиться! Раскалялся от настойчивых звонков телефон, в дверь к Уинвордтам то и дело стучали безупречно вежливые курьеры из издательства или же - участливые подруги Джейн, которые прибегали то с новым рецептом витаминного салата “ чудесно освежающего память” или - с адресом “замечательного и супермодного психотерапевта, который может помочь выбраться из самых беспросветных ситуаций и депрессий за “весьма умеренную плату”!

Джордж немедленно “вскипал” про себя: за эти годы его Джейн сменила сотни психоаналитиков и терапевтов, и все они были “супергении” и брали “весьма умеренную плату за сеанс”, но результат… оставался тем же!

Однако, будучи человеком безупречно воспитанным, подругам измученной жены Джордж никогда и ничего не говорил. Он просто молча прятал бумажки с злополучными телефонами и рецептами в карман, усердно их скомкав!

Вся его накопившаяся, беспомощная ярость и растерянность уходила только в эти никчемные комочки бумаги.

Да ещё в не поддававшиеся точному счёту выкуренные за день сигары.

Больше тихий джентльмен Джордж - Саймон Уинтвордт, инженер – программист одной из телефонных компаний Джорджстауна, ничего такого себе позволить не мог!…

Франция. Бретань. Июль 166***года. Здание магистрата на центральной площади города.

- И что же ты, несчастная, можешь сказать высоким судьям в своё оправдание? Как докажешь, что ты – не ведьма и не состоишь в постыдном сговоре с дьяволом?! - грозно вопрошал сухопарый, длинный, как жердь, епископ, высокомерно прикрывая глаза и обращаясь к маленькой, тоненькой рыжеволосой женщине, с чертами лица, явно выдававшими её иудейское происхождение. Точёный, с породистой горбинкой нос, большие слегка навыкате, чёрные глаза, и тоненькие, изодранные в кровь, длинные, аристократичные пальцы рук странно контрастировали с рваным рубищем нищенки, “украшавшем” её измождённое, прозрачное от многодневного голода и истязаний, тело. Она была почти в обмороке, и не слышала ни грозного, гневного “рыка” епископа Луи Бретонского, ни вопросов, которые вслед за ним обращали к ней и другие гневные судьи – инквизиторы.

Пришла в себя она только в тот момент, когда два тучных и страшно пахнущих стодневным (никак не меньше!) потом и прокисшим вином стражника, подскочив к ней и, бряцая шпорами огромных сапог, звон которых больно отдавался в её гудящей, голодной голове, стали выволакивать бедняжку на середину зала.

На ногах она, конечно, не удержалась и, стоило только шарообразным стражам порядка выпустить её из своих цепких стальных лап, как она тут же упала на колени прямо напротив резного высокого кресла Судии – епископа.

Тот явно остался доволен коленопреклоненной беспомощной фигуркой у ног! Казалось, двинь жердь-епископ лениво своею долговязой ступнёй, и смог бы легко раздавить лежащую женщину, словно мошку!

Однако не пошевельнул карающей конечностью всевластный Судия в черной сутане, а лишь злорадно–лениво пророкотал, шевеля костлявою дланью и седыми кустистыми бровями:

-Ну, что ты скажешь, рыжая бестия, отродье дьявольское?! Признаешься ли, наконец, в кознях ведьмовских, в том, что опаивала достойных граждан славной Бретани погаными зельями, опутывала чарами, отбирала имущество, лишая их воли и здоровья, а по ночам устраивала ведьмовские разгульные шабаши, с непотребным пением и плясками, шум от которых не давал заснуть достопочтенным гражданам на нескольких улицах?!!

Признаешь ли ты, вдова, Луиза – Дельфина – Мария Отей, урождённая Ламфор, что ты есть - истинная ведьма и прислужница дьявола?! – при этих словах епископ поспешно перекрестился всею ладонью и поцеловал огромный серебряный крест на груди. Его примеру последовали и остальные почтенные инквизиторы, окружившие властительного вершителя Судеб, словно стая преданных чёрных воронов – все они были в одинаковых широкополых сутанах, с серебряными крестами на груди. Только цвет шапочек на их головах был разным: от лилового до густо – черного, согласно духовному сану и рангу каждого.

-Нет, Ваше преосвященство! – еле слышно пробормотала подсудимая спекшимися от лихорадочного жара и жажды губами. – Нет, я просто лечила бедных и несчастных, помогала им, чем могла, как велит Господь наш Милостивый! Они шли ко мне со своею болью и всякими бедами. Я выслушивала их, давала лекарства и советы! Я никому не сделала вреда! - в горле женщины словно бы шипела огромная змея, с таким трудом она произносила слова, - невнятно, проглатывая окончания и звуки.

Мы предали их огню. Несколько страниц еще были недописаны. Что ты хотела сотворить, мерзавка?! Отвечай! Написать заклятие о том, как сделать мужчину безумным, младенцев - уродами, а женщину – неплодной?! Отвечай, или тебе всыпят пятьсот плетей, прежде чем Высокий Суд явит милость определить тебе наказание!

-Это труды Парацельса и Гиппократа, Ваше преосвященство, - простонала женщина. - В них нет ни дьявольщины, ни чернокнижия. Там лишь рецепты травяных снадобий и лекарств из минералов…

-Да, например, из кожи лягушки или зуба вампира! – хмыкнул Луи Бретонский и покачал головой в лиловой шапочке. Чего же ты записала их так непонятно? Мы полчаса трудили глаза, но тщетно!

- Они записаны по-гречески, Ваше преосвященство! Это язык, ведомый всем образованным людям. Меня ему научил мой отец! Мне так жаль, что я не смогла докончить мою перепись и спрятать её от чужих глаз! - женщина даже ещё не успела закончить длинной тирады, отнявшей у неё последние, скудные силы, как древние мозаичные своды магистрата мощно сотряслись от рева разъяренного лиловоголового Судии:

-Молчать, дьяволово семя, нищенское отродье! На площади, высечь прилюдно и сегодня же вечером сжечь дотла, а прах по ветру развеять, а остатки – в землю втоптать, чтоб следа не осталось! Мерзкая ведьма! Иудейка проклятая! Вон с глаз моих! Каждая вшивая чернокнижница ещё поучать меня будет, о незнакомых наречиях молоть, имя Святое всуе упоминать, где это видано, Великий Боже?!

Очевидно, епископу, состоявшему, в отличие от простых смертных бретонцев, в приятельских отношениях с Всевышним, позволено было упоминать Его имя в особо торжественные, пафосные минуты, чем он и не преминул воспользоваться, подняв к небу гневный взор и указующий перст с огромным сапфировым камнем в тяжёлой золотой оправе, закрывающем полфаланги, которая больше напоминала ястребиный коготь, чем часть тела человека...

Нью-Йорк. США. Февраль 2000 г.

- Доктор, а не повредит ли ей это? – Джордж Уинтвордт сосредоточенно мял в пальцах сигарету, забыв закурить. Дорогостоящий, крепкий табак, пылью сыпался на ковер. – Понимаете, мы уже рисковали несколько раз…

Профессор из Майами, Маргарет Шелдон, всерьёз считала, что психологические проблемы Джейн с рукописями и их написанием связаны с тем, что родители в детстве заставляли её во всём быть образцовой девочкой, и, страшно боясь им чем–то не угодить, она болезненно переживала любой свой промах, любую оплошность, даже пустячную! Прятала тетради с плохими отметками в самый дальний ящик стола…

Джейн вначале тоже думала, что это – так, и прошла два курса аутотренинга у доктора Шелдон, что стоило около десяти тысяч долларов, и лишило детей летней поездки во Францию. Но все жертвы оказались бесполезны!

-По возвращении к работе, Джейн, бедняжка, опять оказалась в тисках свой причуды, каприза, фобии – мы уже не знаем, как это назвать, доктор! – Джордж Уинтвордт махнул рукой и уставился в окно.

Потом перевел встревожено вопросительный взгляд на доктора и внезапно произнес:

–Я уже не знаю, что делать! Мне не жаль денег, никакие расходы не ставят меня в тупик, мне не жаль тех процентов за неустойку, что я два раза выплачивал издательствам, когда жена просрочивала контракты, но я совершенно не могу видеть, как она страдает, плачет по ночам!

-Всегда такая мягкая и спокойная, она стала срываться на детях. Старшая, Лора, уже несколько раз с плачем запиралась у себя в комнате – жена несправедливо отругала её за какие то пустяки, а Джон и вовсе не хочет бывать дома и вечерами пропадает у друзей… Раньше всё было наоборот, друзья детей ходили к нам толпами, дверь не закрывалась. Ещё полгода назад, Джейн могла как-то справиться, но сейчас… Ей всё хуже!

-Может быть, вашей жене просто стоит попробовать не писать романы и повести? - подал, наконец, голос Роджер Мортон, психотерапевт и гипнолог, в фешенебельной клинике которого на 29 этаже высотного здания на Медишн-авеню, и происходил весь этот разговор.

-Простите. Я понимаю. – по-кошачьи мягкими, обволакивающими интонациями доктор, мгновенно оценив ситуацию, старался загладить свой промах. – Я уже детально познакомился с историей болезни миссис Уинтвордт. Постараюсь, помочь всем, чем только смогу.

-Думаю, что мы справимся! – Мортон впервые за всё время беседы улыбнулся, сверкнув безупречно ухоженными зубами, и эта улыбка моментально преобразила его лицо. Стало понятно, что легендарный гипнолог ещё очень молод, несмотря на серебряные нити на висках и несколько резких, усталых штрихов морщин под глазами… Ему едва ли минуло 35 лет. Он был ровесником Джейн.

Джордж с удивлением и удовольствием отметил это. Ему нравились люди, преуспевшие в жизни.

-Миссис Уинтвордт очень сильная женщина, - продолжал мягко Мортон, - а моя методика глубокого гипноза разработана с учётом индивидуальных особенностей каждого пациента, клиента, как Вам угодно…

Бояться негативных последствий вовсе не стоит. Мне было бы интересно поработать с миссис Уинтвордт еще и потому, что она - моя коллега. Я с большим удовольствием читал её прекрасные работы по психологии юношества и несколько раз бывал на её семинарах по социальным проблемам молодежи. Её последний семинар был, кажется, в Испании, в Мадриде?

-Да, совместно с профессором Родриго Альваресом, полгода назад! Они собирались вместе работать над книгой, но потом как-то не сложилось, и профессор уехал в Чили, так и не включив в свою монографию часть глав, подготовленных Джейн.

-Это никак не было связано с её проблемами? - осторожно поинтересовался Мортон, боясь спровоцировать новую вспышку гнева у усталого и изнервничавшегося мужа…

-Частично, да. Понимаете, Джейн не смогла навести окончательный “лоск” на свою часть работы, чтобы придать ей завершённость. Она всё тянула – тянула, профессор Альварес терпеливо ждал, а потом – вспылил, так сказать, хлопнул дверью, и уехал в Чили…

Через три месяца его психологическая монография вышла в Мадриде, переведённая сразу на пять языков… Джейн сперва очень сожалела, но потом её увлек новый замысел, она подписала очередной контракт с Полом Чермианом на большой роман, и тут… Опять эта странность!

Через пять дней она должна сдать рукопись и ехать читать лекции по психологии и проблемам юношества в Венесуэлу, в столичный университет, и мы ума не приложим, что нам теперь делать!

-Вы можете придумать для Пола Чермиана какую-нибудь существенную отговорку ещё дней на пять? – перебил его стенания врач.

- Даже не знаю! - растерялся Уинтвордт, не солгавший до этого, пожалуй, ни разу в жизни.

-Я сам переговорю с мистером Чермианом. Скажу ему только, что миссис Уинтвордт пошла на сеанс глубокого гипноза в связи с задумками нового романа, права, на издание которого она хочет эксклюзивно предоставить только издательству “M~S”! и никому больше! Думаю, большой ложью это не будет! – решительно произнес Мортон, беря инициативу в свои руки. – Дайте мне телефон Чармиана! Когда ему удобно звонить?

-Около двух, по местному времени, в издательстве короткий перерыв, сотрудники разбегаются на обед, редактор остаётся один в кабинете - Джордж Уинтвордт потерянно опустился на стул и вытащил из портсигара ещё одну сигарету. Её он тоже не закурил, а нервно смял в пальцах. Вдруг он взорвался, сам с удивлением вслушиваясь в свой гневный, звенящий голос:
- Господи Боже, да в чём же изюминка Вашего метода?!! Неужели Вы сами верите во всю эту чепуху о прошлых жизнях? А вдруг Вы окончательно сведете её с ума? Почему я должен Вам доверять?!

Я не могу и не позволю себе причинить ей вред. Это противоречит принципам врача, а я им являюсь уже в четвертом поколении.

Миссис Уинтвордт будет в полной безопасности на сеансах гипноза, погружающего в прошлую жизнь, уверяю Вас!

Во время такого погружения нужно только суметь тонко различить ту грань, что отделяет воображаемое от действительно бывшего когда-то, игру ума - от истинных воспоминаний. Уверен, что миссис Уинтвордт без труда справится со всем этим! Она ведь слишком талантлива для того, чтобы просто быть банальной неудачницей. Я понял это, едва закончив читать её первую книгу, роман “Боги - не герои”. Разве я ошибся, Джордж? Опровергните меня, если я сказал неправду, прошу Вас!

В ответ ошеломленный мистер Уинтворд лишь устало покачал головой и тихо, но твердо сказал:

Июль 166* года. Франция. Бретань.

Площадь перед магистратом.

Строжайшие судьи выполнили свой долг. Столь ненавистное им тело Колдуньи-чернокнижницы поглотил жаркий огонь! Они принесли его, грешное тело, ему в жертву, и довольно потирали ладони… Но что то там, внутри, в глубине объёмных, булькающих животов, грызло их неустанно. Это не был червяк голода, нет!

Совесть? Но эта Дама давно и прочно забыла дорогу в глубины основ чревоугодия столь важных и проницательных особ.

Они всё же почему-то смутно беспокоились и нервно дергали серебряные кресты на сутанах и перебирали чётки. Должно быть, их волновал вопрос, где же находится столь ненавистная святому ареопагу, душа чернокнижницы и была ли она, эта Душа, у неё вообще?!

Душа, которая не чувствовала уже жара огня, ибо стремительно поднималась вверх. Она проходила тонкой, светящейся струей по коридору, наполненному теплым радостным светом, словно вбирающим её в свои объятия, которые были осторожными, мягкими и в то же время властными…

Иной мир. Бесконечность.

…Тот грешный мир, который оставляла встревоженная Душа, ещё какое-то время плыл под нею. Она смутно видела очертания городской площади, высокий столб дыма, ощущала неясный гул, шум толпы, наблюдала важных священников, нервно теребящих кресты и чётки, но всё это уходило, расплывалось, затихало…

Нежный и теплый Свет словно бы наполнял её Собою, и совсем нетрудно ей было отвечать на ясные, простые вопросы, в которых не было ни капли холода или осуждения. Просто мудрая Теплота, перед которой невозможно, грешно солгать!

Душа не томилась вопросами, не ощущала от них стыда, только один раз остро кольнуло её нечто похожее на горечь сожаления: невесомой, серебристой Душе осторожно показали любимое в Том Мире лицо, искажённое мукой недоуменного страдания и скрытых, подавленных слёз.

Она тотчас протянула к нему руки, точнее то, что ощущала “руками” когда-то, но милое ей Лицо прикосновение то почти не ощутило, увы, или восприняло его, скорее, как порыв ветра, что тоскующая Душа немедля поняла, почувствовала и поспешила отлететь далее… Ей уже не было места на Земле.

Странно, но у неё, летучей Души, почти и не было мучительных сожалений об оставленном существовании в той грешной юдоли, где многие часто бросали в её телесную оболочку камнями, смачно плевали в лицо, обзывая “ведьмою” и “дочерью Сатаны”.

И это ещё было лестным комплиментом, по сравнению с тою площадною бранью, которою осыпали её нередко даже нищие бродяги на улицах!

Тоже отвергнутые всеми, они всё же ощущали себя выше её. Она гнала от себя, теперь серебристой и легкой, невесомой струи воздуха, эти мысли-вопросы, и уже знала на них ответ: убогим клошарам признать её равной, не оскорбляемой, достойной уважения, мешала обычная человеческая … гордыня. Себя они считали – грешным Божиим твореньем, её – всего лишь отребьем!

Серебристая струйка сейчас усмехнулась бы про себя, если бы могла. Но она не могла. Да и всё это, было для неё уже совсем неважным… Кроме, пожалуй, одного – Любимого лица, залитого слезами… Слёзы эти чем-то смутно тревожили благодатно-восхищенное состояние Души, облегчившейся от бремени земной оболочки.

Прошло несколько времени, но то, что было когда-то земною грешницей - лекаркою, никак не находило успокоения в прогулках по розовым садам, в поисках диковинных трав и цветов, которых здесь было в изобилии!

Беспокойная Душа–струйка, тонкое теперь облачко, даже перестала перелистывать невесомый труд – книжку, в которую прежде усердно пыталась вносить описания того, что видела здесь, и даже - истории других бестелесных существ, которые сама же и читала: молча, едва лишь взглянув на них…

Почему-то вдруг это стало ей неинтересным. Светлому Облаку, возникшему рядом однажды и Прекрасной фигуре, вышедшей из него, струйка–Душа тихо пожаловалась на смутность тревоги, терзающей её неотступно. И на странную надежду увидеть дорогое когда-то лицо…

Мудрый Учитель-Облако, коснулся тоскующей струйки-Души тонкими перстами, и, странное дело, она почувствовала, что вдруг опять обретает способность видеть тот, прежний, Мир, который казалось, давно и прочно забыт…

Как давно? Несколько дней? Лет? Часов? Минут?.. Она не знала точно. Но, наверное, время пролетело немалое, ибо она видела кровь и войны, странствие племен и народов и разрушение городов… На людях менялась одежда, и облик жилищ менялся тоже, иногда высокие стеклянные дома, где обитали люди, внушали Душе какой-то смутный страх. Впрочем, он быстро исчезал.

Учитель опять коснулся Её легкими перстами…

И тут Душа почувствовала, что она сжимается в комочек и летит вниз, в чёрную пустоту, а следом за нею, ей так казалось, грезилось, летят листки её прозрачной книги, недописанной в обители Покоя, Света и розовых садов…

Перед внутренним “взором” Души, летящей вниз, последний раз явственно возникла картина ёе давней предыдущей жизни: высокий, смрадный столб дыма и огня, боль от плётки, ожёгший спину, и пристальный, хищный взгляд человека в лиловой шапочке. Он держал палец на раскрытой книге в чёрной обложке. Книге, которую она тогда, пятьсот с лишним лет назад, не успела окончить, переписать и надежно спрятать от чужих глаз!

Нью-Йорк. Округ Вашингтон. Медишн–авеню. Клиника доктора Мортона. Февраль 2000 года.

- Миссис Уинтвордт, прошу Вас, придите в себя! Перестаньте метаться, вам уже не больно, Вы в полной безопасности. - Откройте глаза! Я буду считать. Итак, раз, два, три… Немедленно откройте глаза!

Ясный, твёрдый голос чётко, холодно раздался над ухом Джейн. Она вздрогнула последний раз всем телом, в глубокой конвульсии, почувствовав, что кто–то крепко держит её ноги, и открыла глаза.

Всё плыло перед нею в легком, разноцветном тумане. Лишь через некоторое время она стала различать цвета, оттенки и уловила негромкую приятную музыку, льющуюся, как ей сперва показалось, с потолка. Кто-то раздвинул шторы, в комнату хлынул свет февральского солнца, смягчённый начинавшимися сумерками.

Доктор Роджер Мортон, которого сознание её начало медленно узнавать, и в кабинет которого она вошла больше сорока минут назад, в сопровождении врача–терапевта и двух медсестер, склонился над нею, беспомощно лежащей на широкой удобной тахте .
-Вы узнаете меня, миссис Уинтвордт? Я доктор Мортон, Роджер Мортон.

Джейн тихо кивнула головой, ощущая во всём теле невероятную слабость. Её неудержимо клонило в сон.

- Какое сегодня число, день недели, месяц? Вы можете сказать мне?

Джейн, помедлив и зевнув, назвала доктору точную дату и, помолчав, добавила:

-Странно, мне казалось, что я находилась где-то в другом месте… И время было не то. Совершенно не то. Франция 166*** год, Бретонь. Городская площадь. Магистрат, а потом и вовсе не стало времени…

- И Вы опять прошли весь свой путь от маленькой девочки до профессора университетского колледжа? - мягко перебил её Мортон.

-Да, - слабо удивилась Джейн. Откуда Вы знаете?

-Большинство пациентов проходят в состоянии глубокого гипноза не только этапы прошлого, но и настоящей жизни, от младенчества, до того возраста, в котором они пребывают в данный момент.

Сейчас Вас отвезут в палату, где Вы отдохнете, и потом Вас осмотрит врач-терапевт. О том, что Вы видели, Вы сможете рассказать мне вечером. Вы смогли понять причину Вашей “Фобии окончания”, назовём её так?

- Да. Кажется, да, доктор! – утвердительно кивнула Джейн. И вдруг – улыбнулась. Нежно и светло, совсем, как ребенок. - Представляете, док, я была столь напугана, непоследовательна и так тосковала о ком–то, очень Любимом, что не закончила своих трудов даже там, в Розовых садах !

- И что же? – доктор совершенно серьезно и крайне заинтересованно слушал тихий рассказ Джейн.

-Мне позволили вернуться, док, но с условием, что когда–нибудь я завершу труды.

-И избавитесь от своих страхов перед рукописями…

-Я попробую! – слабо улыбнулась Джейн.

-Сегодня же вечером. Вы напишите для меня краткий рассказ обо всём. Я буду рад прочесть Ваше сочинение!

-Но, доктор, меня сжигали на костре, пытали, меня допрашивал сам епископ Луи Бретонский! Я ещё не пришла в себя! – горячо возразила Джейн.

-Ничего, ничего, Вы справитесь, я уверен! – мягко успокоил пациентку доктор. К тому же мистер Чермиан давно и нетерпеливо ждет хотя бы плана Вашего нового романа. Вот и составьте для него этот план! Таланта Вам не занимать!

-Но я… – беспомощно пыталась возразить Джейн, понимая, что спорить бесполезно: Мортон уже направился к выходу. На пороге он задержался, помахал кому-то рукой, и обратился к Джейн:
- Скажите, миссис Уинтвордт, Вы там, в другой жизни, случайно были влюблены не в этого человека?

Сквозь пелену наплывающего сна Джейн увидела знакомую фигуру, очертания лица, и чуть было не спрыгнула с тахты – её удержали руки медсестры.

Но из груди Джейн все–таки вырвался слабый вскрик:

- Джордж, Господи Боже, так это был ты?!. Почему же ты не узнал меня, когда я с тобой прощалась, там, покидая мир?!

- Милая, знаешь, ведь всякое бывает! Прости, - виновато развел руками широко улыбаясь, мистер Уинтвордт. – Видишь, мы снова встретились!

- Через пятьсот лет! Как это романтично и странно! – улыбаясь, пробормотала Джейн и… заснула. Она уже не слышала, как её перекладывали на каталку и везли в палату. Она спала. Крепко, без кошмарных сновидений. Впервые за последние два месяца.

P.S. Еще два месяца спустя издательство “M~S”, c гордостью первооткрывателя, представило публике новый роман Джейн Уинтвордт с интригующим названием: “ Загадка неоконченного. Опыт двух жизней”. В мгновение ока роман стал бестселлером, но миссис Уинтвордт узнала о “книжном буме” в Америке, виновницей которого стала, с небольшим опозданием: в отеле Каракаса, (Венесуэла) где она проживала, внезапно, на два дня, вышла из строя спутниковая антенна, принимавшая сигналы американского телеканала СНН.

25 октября 2009 г. Макаренко Светлана.

*Рассказ написан на основе реальных фактов, изложенных в книге Н. Ковалевой. “Четыре пути кармы”. Имена и фамилии, названия городов изменены или полностью вымышлены.