Творческая мысль Эмилии Бронте тяготеет не к идеям, а к символам, то есть к таким категориям, значение и сила воздействия которых лежат в иной сфере, нежели значение и сила воздействия логической мысли. Подобно тому как значение символического образа работного дома в «Оливере Твисте» нельзя соответствующим образом воспринять с помощью одних только логических категорий, ибо оно зависит от великого множества ассоциаций (вплоть до ассоциаций, связанных с его внешним видом и цветом), которые логический анализ в состоянии постичь, но не способен художественно выразить, так и значение вересковых зарослей в «Грозовом перевале» нельзя осознать посредством холодных, логических рассуждений (что, впрочем, не подразумевает отсутствия у Бронте логики). Символический роман представляет собой шаг вперед по сравнению с романом морализаторским—в том смысле, что символ может быть богаче и может относиться к более широкому кругу жизненных явлений, чем абстрактное моральное понятие.
Первая фраза «Общественного договора» может послужить простым примером, иллюстрирующим это положение: «Человек рожден свободным, но повсюду он в цепях». Из двух утверждений, содержащихся в этой фразе, первое носит абстрактный, а второе — символический характер. Именно по этой причине второе утверждение действует на наше воображение с гораздо большей силой, чем первое. (Если попытаться глубже вникнуть в этот вопрос, то, пожалуй, можно объяснить это так: Руссо знал, что человек в цепях, но только предполагал, что он рожден свободным.) Тогда как символизм морализаторского романа-притчи (а ведь притча сама по себе является расширенным символом) по природе своей ограничен лежащей в его основе абстрактной идеей, символизм «Грозового перевала» и значительной части «Оливера Твиста» служит выражением самого замысла и всего содержания романа г. В сущности символы являются здесь живой плотью романа, а роман, как известно, призван верно отобразить жизнь — от этого зависит его собственная жизненность.
«Грозовой перевал» воспроизводит картину жизни в 1847 году. Вопрос о том, нашло ли в романе отражение авторское представление о жизни вообще — о всякой жизни,— мы рассмотрим несколько ниже. При всей легкости, непринужденности повествования, при всей естественной многосложности родственных связей между героями «Грозовой перевал»— это весьма искусно построенная книга, в которой самым тщательным образом продуманы технические проблемы композиции. Отнюдь не случаен выбор двух персонажей, от лица которых ведется повествование: Локвуда и Нелли Дин. Функция этих двух самых обычных, «нормальных» людей в книге заключается отчасти в том, чтобы придавать повествованию реалистичный, житейски достоверный характер, а отчасти в том, чтобы комментировать происходящее с точки зрения здравого смысла и тем самым демонстрировать известную несостоятельность подхода к описываемым событиям с позиций житейской логики. Рассказчики как бы просеивают, иной раз дважды просеивают, повествование через сито своего восприятия, благодаря чему отсеивается все лишнее, а читатель подводится к мысли, что не так-то просто разобраться в том, кто прав и кто виноват. На протяжении всей книги читатель находится под впечатлением, что последнее слово еще не сказано.