От мысли об ограниченности автора «Эммы» не отмахнешься, как от проблемы «нелитературного» характера. Если главная черта романа — его моральный пафос и если в ходе романа нам предлагается рассмотреть различные стороны поведения людей и вынести о них суждение, тогда вряд ли можно считать несущественным вопрос о том, что предлагаемые нам идеалы являются неотъемлемой частью определенным образом организованного общества.
Лишь неуклонно уменьшающаяся когорта эстетов может считать этот вопрос несущественным. Тот, кто старается оторвать идеалы искусства от идеалов жизни и, следовательно, от идеалов морали, не хочет признать, что в основе наслаждения, доставляемого чтением «Эммы», лежит моральная направленность этой книги. (Эстетскую позицию, правда, трудно защищать, когда дело касается романов Джейн Остин, поскольку писательницу проблемы морали волнуют столь очевидно. Если считать, что в «Эмме» нет речи об общественных идеалах, вырастающих из личных взаимоотношений (брак), то в таком случае трудно будет отдать себе отчет в том, о чем же написан этот роман.)
Читатели, считающие классовое общество либо благом, либо неизбежным злом, воспримут наш вопрос как проблему существенную, но тривиальную. Читатели, полагающие, что аристократический кодекс в настоящее время достоин защиты, готовые признать неизбежность существования избранного общественного круга, элиты, превосходство которой опирается на привилегированное социальное положение, на эксплуатацию нижестоящих,— такие читатели, конечно, не считают, что приятие Джейн Остин классового общества ослабляет или ограничивает ее моральную проницательность. Восхищаясь благородством и чуткостью социальных взглядов Джейн Остин, они нисколько не задумываются над тем, что истинное благородство, столь ценимое Эммой, не может существовать в Хартфильде, что надо еще осудить униженность и нищету сотен безымянных людей (к которым, между прочим, персонажи «Эммы» относятся не без жалости).
На другом полюсе находятся те читатели, которые настолько остро сознают ограниченность социального горизонта Джейн Остин, что не в состоянии и вовсе оценить ее творчество. Да могу ли я питать симпатию, говорит такой читатель, к персонажам, которые, при всем их обаянии и благородстве,— паразиты и эксплуататоры? Разве имеют ко мне отношение проблемы подобного общества? Да, если бы искусство представляло собой нечто абстрактно-моральное, с таким пуританским подходом спорить было бы невозможно. Но в действительности такой подход упускает из виду главное достоинство «Эммы», то обстоятельство, что это страстное и живое художественное произведение. Безоговорочно отвергать «Эмму»— значит отвергать заложенный в ней гуманизм, отрицать доставляемое чтением этой книги наслаждение, а вызываемый ею у нас естественный интерес воспринимать как достойное сожаления извращение.