Я вовсе не думаю, что прав,— сказал он.
Так что же ты вообще думаешь? Все это так ничтожно,
все твои мысли и чувства.
А что ты про себя думаешь? — спросил он.— Ведь в душе
ты уверена, что одна на всем свете права!
Да, права, потому что я против тебя и твоего мертвого
старья! — закричала она.» 1
Это очень тонкая сцена. Более сильное и мотивированное разоблачение Скребенского вряд ли возможно с любой точки зрения, психологической или социальной. В негодование Урсулы вложены вся ненависть и презрение Лоуренса к буржуазному обществу. И все же в позиции Урсулы подспудно есть нечто, что мешает ей взять верх над Скребенским. Отождествление народа с теми, «у кого есть деньги», выбивает из ее рук оружие. Само по себе то, что она оказывается безоружной в таком споре, роли не играет (никто не будет требовать,-чтобы Урсула была «права» теоретически). Важно то, что она теряет здесь право быть активно действующим фактором романа из-за того, что отдается оргии мистического словоблудия. А поскольку до этого момента Урсула несла на своих плечах всю положительную нагрузку романа — ведь именно она вот-вот должна была увидеть радугу,— чрезвычайно важно, чтобы ее положительные идеалы в конце концов получили ясное и конкретное выражение. Заключительный образ радуги, от которого зависел почти весь художественный замысел книги, оказывается не триумфальным финалом, разрешающим многие противоречия, выведенные в романе, а туманным, расплывчатым видением, которое рождает в нас лишь общее ощущение того, что Лоуренс «все-таки» на стороне жизни.
Мне представляется, что слабые стороны мировоззрения Лоуренса двояким образом дали себя знать в «Радуге». Вопервых, чрезмерное, не ослабляемое ни на мгновение напряжение придает роману какую-то одержимость, сообщает его тону истерическую нервозность. Во-вторых — и эта черта тесно связана с первой,— в романе есть элемент мистицизма. На последних страницах книги Лоуренс, казалось бы, прилагает отчаянные усилия, чтобы стряхнуть с себя этот мистицизм, очистить свое мировосприятие от чрезмерного индивидуализма, отнестись к своим героям не с точки зрения таинственных «аллотропных состояний», а как к мужчинам и женщинам, родившимся, живущим и борющимся в Англии XX века.