Но было бы обидно для Нэша и еще более обидно для Дефо, если бы мы ассоциировали их с низкопробной сенсационной журналистикой. Их интерес к человеку (пожалуй, правильнее назвать его гуманизмом) резко отличен от того интереса, который питают к человеку воскресные газеты. Это интерес особого рода. Появление их романов стало возможным благодаря новому восприятию мира, возникшему в связи с разложением феодального общества. Хотя Нэша и Дефо отделяют друг от друга более ста лет, оба они — буржуазные писатели, стоявшие на антиромантических позициях, черпавшие вдохновение (каждый по-своему) в уверенности, оптимизме и предприимчивости класса, который приобрел богатство и приобщился к культуре через торговлю, главным образом через торговлю шерстью, и жил за счет эксплуатации наемного труда.
У нас с вами еще будет случай убедиться в том, насколько близка Дефо пуританская мораль его класса и как старается он доказать на каждом шагу свою моральную добропорядочность. И все же писателей его типа отличает не интерес к моральным проблемам, а любознательное отношение к жизни, которое можно было бы посчитать лишенным всякой моральной основы, если бы не тот факт, что любое действие и любая человеческая реакция чреваты неизбежными моральными последствиями.
Такие писатели принимают буржуазную мораль (еще не устоявшуюся и нечетко сформулированную во времена Нэша и уже сложившуюся при Дефо), но, приняв ее, не питают к ней больше никакого интереса. Их взоры прикованы к поступкам людей. Они тратят гораздо меньше времени на оценки и суждения, чем на наблюдение и регистрацию наблюдаемого. Последним они заняты с большим интересом и жадностью. Их жизненная энергия рождается из этой жадности, непредвзято любознательного отношения к фактам жизни, любознательности ученого, а не моралиста, любознательности, еще не выродившейся в погоню за сенсацией (хотя у Нэша элементы сенсационности имеются), еще проникнутой духом освобождения от феодальных оков.
Неаллегорическое направление художественной прозы, о котором я говорю, выросло из плутовской литературы, зародившейся в XV веке в Испании и быстро получившей широкое распространение во Франции и Англии. Это далеко не случайность. «Пикаро», или плут, был социальной парией, человеком, отвергнутым феодальным обществом и отвергавшим это общество и его мораль. Но феодальный строй, выбросив его из общества, в то же время способствовал — особенно в дни своего упадка — процветанию этого типа. Среди «плутов» было немало младших сыновей разорившихся знатных семей, еще чаще встречались незаконнорожденные дети, а то и просто «никто», прихлебатели.