К тому же оружию прибегает и Фильдинг в «Джонатане Уайльде», который иногда называют плутовским романом, поскольку его герой — плут, но который на самом деле представляет собой «назидательную притчу». Ибо моральная целеустремленность Фильдинга, моральная направленность его произведения не вызывает никаких сомнений. Если и есть основания утверждать, что эта моральная направленность у него чересчур навязчива, то, во всяком случае, Фильдинга никак нельзя упрекнуть в аморфности композиции, типичной для плутовских романов. Его композиция тщательно продумана и организована.
В основе «Джонатана Уайльда» лежит антитеза «величия» и «доброты». «Никакие явления не могут сильнее отличаться друг от друга, ибо величие приносит человечеству самые разнообразные беды, а доброта заключается в их устранении».
Эта абстрактная антитеза проходит красной нитью через весь роман, и она делает его тем, чем он является. Если читатель сразу не осознает, что за книга лежит перед ним, его последующие реакции непременно окажутся несколько неточными, его критика будет несколько не по существу. «Джонатан Уайльд»— не психологическое исследование и даже не осуждение преступности х. Все образы книги отвечают ее общей направленности, упомянутой выше антитезе. Фильдинга интересует не сам Джонатан Уайльд, не просто Джонатан Уайльд, суперпресгупник, живущий за счет эксплуатации других преступников, а Уайльд как характерный символ. Главные представители борющихся сил —«великого и доброго»— это Уайльд и наивный ювелир Хартфри. Но роман написан не об Уайльде и Хартфри, а об обществе XVIII столетия. «Великие» олицетворяют успех в этом обществе; к ним относится не только Уайльд, но Роберт Уолпол, политики, правители, эксплуататоры. «Добрые»— это не только Хартфри, но все те, кто ставит человеческие ценности, ценности человеческого сердца превыше такого успеха.
Но правильно ли будет судить о романе «Джонатан Уайльд» по его общим моральным истинам, исходя из того, что обобщенно-моралистическая направленность играет в нем столь важную роль? Конечно, нет. Критерий для оценки романа-притчи не в том, верна ли его мораль, а в том, убедительна ли сама притча. Конечно, если эта мораль неверна, и притча не будет убеждать, то есть от критерия истинности морали отмежеваться все же нельзя. Но, имея дело с «назидательной притчей», нужно особенно остерегаться того, как бы не спутать исполнение с намерением. Поскольку при анализе такого произведения, как «Джонатан Уайльд», волей-неволей сталкиваешься с общими моральными принципами, появляется искушение оценивать не сам роман, а эти принципы.