«Гаргантюа и Пантагрюэль» расширил границы и возможности художественной прозы благодаря мировосприятию Рабле (содержание романа) и его языку (форма). И, как всегда, форма и содержание слились здесь воедино. Забавные словесные упражнения, поразительно длинные перечисления, энергичный стиль, полный находок, нельзя отделить от того, что хочет сказать Рабле, от полетов его фантазии, восторга перед открытиями науки, веры в человеческий разум, уважения к человеку при всей его нелепости, нежелания обманываться относительно человечества.
А поскольку произведение Рабле перевели на английский язык гениальные переводчики, прекрасно понимавшие, что хочет сказать автор, оно обогатило также и английский язык и помогло английским прозаикам (в чем мы с вами убедимся, когда перейдем к творчеству Стерна) понять многообразие и богатые возможности своего родного языка. Язык Рабле в значительной мере поэтичен, слова у него выбраны с учетом их ассоциативной ценности, а ритмы рождаются не просто из попытки точно передать реальное богатство речи, но из стремления оценить это богатство, взвесить его и вложить в него новое значение.
Следовательно, у Рабле мы видим революционное стремление к реализму, но это по сути своей еще стремление средневекового человека. Когда же спустя полстолетия, в 1605 году, появилась первая часть «Дон-Кихота», бунт против средневековых устоев стал уже вполне сознательным. Роман Сервантеса иногда считают не чем иным, как бурлеском. Но с тем же основанием можно и «Макбета» назвать всего лишь пьесой о колдовстве.
Конечно, Сервантес хотел создать сатиру — «разрушить шаткое сооружение рыцарских романов, ибо хотя у многих они вызывают отвращение, но сколькие еще превозносят их!» Однако сатира на рыцарские романы создается не ради сатиры, а потому, что этот жанр мешает писателю рассказывать правду о жизни во всех ее проявлениях. Придавать чрезмерное значение негативной стороне «Дон-Кихота»—< значит низвести его до уровня «Неуютной фермы», в то время как величайшее достижение Сервантеса заключается, помимо собственной ценности его великолепного творения, в том, что он вновь утвердил в повествовательном жанре традицию реалистического эпоса.