Воплощением системы угнетения является «совет»— восемь или десять толстых джентльменов, восседающих за столом, и особенно толстый джентльмен в белом жилете (к нему Диккенс возвращается неоднократно). Агенты этой системы многочисленны: государственные чиновники, бидл, пожилая женщина — владелица «фермы» для приходских детей и т. д. и т. п.,— продажные, наглые, жестокие. Методы угнетения отличаются простотой: над угнетаемыми вершат произвол и обрекают их на голод. Работный дом является символом угнетения, но система угнетения отнюдь не ограничивается его стенами. Внешний мир представляет собой огромный работный дом. Это приход, где всеми делами заправляет тот же джентльмен в белом жилете, которому помогают глупые или бесчеловечные судьи, священники, не желающие взять на себя труд отпеть покойника, Бамбл. Лондон — это тот же приход, только намного больше.
Условия жизни (плюс некая толика джина) развращают и обесчеловечивают угнетенных, которые либо сами становятся угнетателями, либо пополняют ряды преступников, либо отправляются на тот свет. Из всех тем и образов, повторяющихся на страницах первых глав романа Диккенса, тема смерти звучит наиболее настойчиво. Умирает мать Оливера. «Все кончено, миссис Тингами! — сказал, наконец, врач»... Эти слова вселяют в читателя ощущение какого-то безотчетного ужаса. Дальше — больше. Господин Сауербери оказывается гробовщиком, главным распорядителем на бесконечных похоронах. Оливер и Дик мечтают умереть. Феджин дает теме смерти новый поворот, исполненный зловещего цинизма: «Превосходная штука — смертная казнь! Мертвые никогда не каются. Мертвые никогда не выбалтывают неприятных вещей.» Высшая мера наказания государства угнетения — смертная казнь — становится основным средством во взаимной борьбе его подданных, лишенных человеческого облика.
Достоинство первых глав «Оливера Твиста» заключается в мощной силе и справедливости символов, посредством которых создается объективная картинХ вызывающая наше сочувствие—благодаря своей жизненности, а не благодаря каким бы то ни было комментариям, чужеродным развитию самого романа. Недостаток же этих глав коренится в сознательных взглядах и установках Диккенса, в его попытках прокомментировать ситуацию по-своему. Эти попытки в лучшем случае (когда они носят исторический характер) не достигают своей цели, а в худшем случае (когда они сентиментальны) коробят читателя: