Что ж, в общем это справедливая оценка последней части романа «Путь всякой плоти». Эрнест прошел огонь, воду и медные трубы, но к чему он в конце концов пришел? Кругленькое состояние, вполне устраивающее его двоеженство, да общество нескольких престарелых джентльменов, восхищающихся его богословскими взглядами. Будучи богатым, он может избавиться от тягот семейной жизни, передав своих детей на воспитание тем, кто не может позволить себе подобной же роскоши. И Батлеру нечего этому противопоставить. Дело, разумеется, в том, что сам Батлер, с такой страстью и беспощадностью подвергающий критическому анализу некоторые стороны своего общества, остается в конечном счете викторианским буржуа, чудаком, эксцентриком, а не революционером.
Но ограничиться только этим значило бы не сказать всей правды о Батлере. В романе «Путь всякой плоти» многое отмечено глубочайшим прозрением, выходящим за рамки «эксцентрического». Правда, наследство, полученное от Алетии Понтифекс, и уютные апартаменты в Темпле с геранью на окошке ослабляют впечатление от бунта Эрнеста против его респектабельной семьи. Правда и то, что Эрнест, так же как и Оливер Твист,— не герой, а его относительная пассивность (ведь он сродни Хартфри, а не Тому Джонсу) является одной из причин слабости положительного начала в книге. Наконец, получив свободу, Эрнест не находит ей достойного применения. Все это бесспорно, но факт остается фактом: роман «Путь всякой плоти» раскрывает больше правды о викторианской эпохе, чем любой другой роман XIX века, за исключением произведений Диккенса и «Грозового перевала».
Секрет этой книги можно, по-моему, раскрыть, разобрав два следующих эпизода. Первый происходит, когда Эрнест — двадцатитрехлетний молодой человек, посвященный в духовный сан, — поселяется в Эшпит-плейс, чтобы «пожить среди бедняков» (весьма знаменательно, что на этот шаг его вдохновляют «Алтон Локк», романы Диккенса и прочий «литературный хлам»). В те годы Эрнест попеременно попадает под влияние то евангелистов, то сторонников Высокой англиканской церкви, причем и те и другие — одинаковые шарлатаны. И вот в один прекрасный день он встречается со своим старым кембриджским приятелем Тоунли, молодым светским щеголем и жизнелюбом (в котором, между прочим, находят гротескное воплощение некоторые положительные устремления Батлера).