Вот, например, описание обеда накануне крещения Эрнеста:
«Конечно, отец ее Джордж Понтифекс был самым почетным гостем, так сказать львом, на этом пире. Но, поскольку все мы были смирны и готовы предоставить себя ему на съедение, он только рычал на нас, а не съел никого. Стоило полюбоваться, как он обвивал салфеткой свой розовый кадык и прикрывал ею свой объемистый жилет, в то время как отблеск свечей, горевших в канделябрах, плясал на бугре благоволения его лысого черепа наподобие вифлеемской звезды.
Нам подали настоящий черепаховый суп; старый джентльмен был, очевидно, доволен и уже начал расцветать. Джильстрам стоял за стулом своего хозяина. Я сидел по левую руку от миссис Теобальд, как раз против ее свекра, и имел полную возможность наблюдать за ним.
Если бы я уже давно не составил себе совершенно определенного мнения на его счет, то, вероятно, в течение первых десяти минут, или около того, пока мы были заняты супом, а на стол подавали рыбу, я мог бы подумать, что это милейший старик, которым дети должны гордиться. Но вдруг, накладывая себе на тарелку соус из омара, он побагровел, величайшая досада изобразилась на лице его, и он метнул два быстрых, но свирепых взгляда в два противоположных конца стола: один — в сторону Теобальда, а другой — в сторону Христины. Они,, бедные простецы, конечно, сразу смекнули, что вышла какая-то неполадка, и я тоже понял это, хотя никак не мог догадаться, в чем дело, пока не услышал, что старик шипит на ухо Христине:
«Это самец, а не самка. Стоило ли,— продолжал он,— называть мальчика Эрнестом и крестить его водой из Иордана, если его собственный отец, покупая омара, не способен отличить самца от самки?»
В начале третьего абзаца этого великолепного отрывка есть фраза: «Если бы я уже давно не составил себе совершенно определенного мнения на его счет»; на этой фразе следует остановиться особо. Фраза эта, ослабляющая напряженность драматического развития эпизода, красноречиво говорит об одном из недостатков творческой манеры Батлера. Овертон (он же Батлер) как бы отмежевывается от происходящего. Так он поступает всегда, постоянно напоминая нам, что уж его-то Понтифексы не проведут. Для данного отрывка в этом еще нет большой беды. Но в масштабе всей книги это сулит опасность. Дело в том, что книга приобретает несколько отвлеченный характер, персонажи отодвигаются на известное расстояние от читателя, который не может уже ощущать себя непосредственным соучастником событий, а это приводит к тому, что авторские комментарии начинают казаться более яркими, чем собственно мир романа.