Во всем виноваты девушки. Как весело бывало прежде, когда они уезжали и все, что происходило, никого не трогало. Они собирались, чтобы повеселиться, и все были друзьями. Но когда в поездке участвуют девушки, то тогда, казалось ему, заботишься лишь о том, как бы не ударить лицом в грязь, стараешься показать другим, как тебе весело, и, хуже того, думаешь о том, в какой мере способны твои спутники сделать так, чтобы тебе было весело. Иными словами, ты соревнуешься с другими в том, кому лучше удастся лучше себя чувствовать, а лучше себя чувствует тот, кто оказывается вместе с богатым гостем. Кем бы тот ни был, пользы от такого общения он не получает. Макс сейчас уже не такой, как прежде. Если за то, чтобы быть с тобой, идет борьба, ты не можешь оставаться прежним. Эмабел не виновата. Она ничего плохого не сделала, даже если и использовала его. А вот эти отчаянные неопытные сучки, думал он, никогда не сходятся вместе, воюют против всех и вся и друг с другом и похожи на верблюдов — могут по многу дней обходиться без единого глотка поощрения. Под горбами у них запасы самоуверенности, и они способны пересекать любую пустыню без единого комплимента, без единой капли росы, как любят говорить у него в семье. Тем хуже для пустыни,— сказал он себе, развивая свою мысль дальше, и это заставило его громко рассмеяться.»
«...Если нам приходится умирать...» Здесь речь идет о мисс Феллоуз, тетке одной из участниц вечеринки. Она пришла проводить племянницу и внезапно заболела. Ее уложили в постель, никто не знает, насколько ее болезнь серьезна, и никого не интересует, умрет она или нет. Перед тем как заболеть, мисс Феллоуз подобрала мертвого голубя, упавшего к ее ногам в тумане. Странный образ этой птицы, не имеющий отношения к сюжету и играющий в нем все же важную роль, проходит через весь роман.
В словах «тут нет товарищей» заложен намек на эпизод, когда одного из слуг, оставленного с вещами в отделе регистрации багажа, целует девушка, к которой он приставал, и он размышляет:
«...чувство товарищества, вот что мне нравится. Увидела она, что кому-то нужна ласка, и, даже не попросив разрешения, пришла к нему на помощь, не то что некоторые другие сучки, которых я мог бы назвать,— произнес он злобно, смотря наверх, туда, где, по его расчетам, находился номер этих «сучек» в гостинице.»1