Как видите, Вирджиния Вульф явно воевала не с ветряными мельницами.
Но тут возникает вопрос, действительно ли слабость писателей «натуралистической» школы составляет «материализм», как его понимает Вирджиния Вульф. Я такого мнения не разделяю. В конечном итоге недостаток Золя как романиста (то же самое относится, хотя бы в некоторой степени, к таким английским романам, как «В юбилейный год» Джорджа Гиссинга, «Эстер Уотерс» Джорджа Мура и «Бремя страстей человеческих» Сомерсета Моэма, а также к «Повести о старых женщинах») заключается в нежелании проводить различие между внешним правдоподобием и внутренней типичностью. Все эти романы «верны жизни» в том смысле, что дают честное изображение того, что может произойти и действительно происходит в жизни; и все же каждый из них, хотя и в различной мере, создает у нас ощущение того, что «жизнь ускользает», ибо человеческая жизнь — это нечто гораздо более сложное, менее плоское, обладающее, так сказать, большими возможностями, чем показано в этих книгах.
Профессор Лукач интересно сопоставляет два понимания «типического»—«типическое» у натуралистов, направляющих все внимание на среднее, обычное, в основе своей случайное, и более глубокое «типическое» у реалистов, которые выявляют максимальные возможности, заложенные в ситуации, и добиваются более глубокой типизации, благодаря тому, что внимание их сосредоточено на действительно важных драматических моментах конкретного «куска жизни» г.
Многие искренние и хорошие романисты поздневикторианского и эдвардианского периодов являются натуралистами, если подходить к ним с критериями Лукача, и мне кажется, что их ограниченность обусловлена глубоким социальным пессимизмом. Жизнь в Англии в конце прошлого века представлялась писателям гнетущей и пустой, но все же, поскольку они не знали, что можно ей противопоставить, они изображали эту жизнь, и она оказывалась у них такой, какой она предстает в последней части «Повести о старых женщинах». Либо в ней не обнаруживали никакого серьезного смысла, либо одной из жизненных ситуаций — правдоподобной, но не типичной в самом глубоком смысле этого слова (если угодно — ситуации «не символической») — придавалась значимость, которой она не обладала и которая поэтому ослабляла и снижала общее воздействие произведения.