В неоднократно цитированном письме к Эдварду Гарнетту Лоуренс писал о «Радуге»:
«...Не ищите в моем романе старое устоявшееся «ego» персонажа. Есть другое «ego», и благодаря его действию личность становится неузнаваемой и проходит через ряд аллотропных состояний; чтобы обнаружить их, необходимо более глубокое чутье, чем то, которое у нас есть. Это состояния одной и той же, в основе своей неизменной сущности.» 1
Несмотря на все это, герои «Радуги», которых можно рассматривать и как традиционных персонажей, представляют собой индивидуализированные образы. Это легко отличимые друг от друга, единственные в своем роде существа, в неповторимости которых мы убеждаемся при помощи непривычных для нас приемов, но раз убедившись, можем воспринимать и отдельно от этих приемов.
Главное своеобразие Лоуренса-романиста составляет его умение приобщить читателя к самому существу личных взаимоотношений персонажей. Назвать это техническим своеобразием недостаточно; техническая сторона метода писателя выражает своеобразие его видения: он пишет не так, как другие, ибо иначе видит мир.
Первые главы «Радуги» с точки зрения техники письма достаточно «прямолинейны». Временами, в кульминационные моменты, попадаются предложения вроде: «Он воспылал к ней пламенем и потерял себя». Но читатель по большей части проходит мимо этих фраз, еще не понимая, что имеет дело с необычной манерой письма. Лишь начиная с замечательной главы «Анна-победительница», становится ясно, что Лоуренс подбирает слова не то чтобы эксцентрично, а совершенно своеобразно. Именно здесь проясняется его высказывание об «ego» персонажа: описание первого года замужества Анны уже никак нельзя считать простым «натуралистическим» повествованием.
Уолтер Аллен рассматривает этот вопрос в статье «Наш взгляд на Д. Г. Лоуренса»:
«В своем герое Лоуренса интересует не общественный человек, дифференцированный индивидуум, а семь восьмых личности-айсберга, скрытые под водой и невидимые; подсознание, которому он навязывает особую активность. Этим объясняется, почему многие, читая Лоуренса впервые, находят его трудным. Если вы хотите читать его произведения с удовольствием и с пользой для себя, вам необходимо принять все его условности. У Лоуренса мы встречаем многочисленные примеры стилистической натянутости, которую принято считать признаком дурного тона: герой Лоуренса только и делает, что «умирает», «лишается чувств», «обращается в твердую бусину», «терзается», «совершенствуется». Это Лоуренс ищет нужные слова, чтобы описать то, что и не может быть выражено описанием. Его язык отвечает пульсу бессознательной жизни.»