Но эта малообразованная женщина, невзирая на странную путаницу в понятиях, была несомненно женщиной честной. Она не могла ни в каком случае отвернуться от человека, благополучие которого разделяла почти целую жизнь и который неизменно любил ее. Ведь можно отвернуться от человека, живя с ним под одной кровлей и разделяя с ним одно ложе, между тем как душа остается холодна и безучастна к нему. Но миссис Балстрод знала, запирая свою дверь, что отопрет ее с готовностью сойти вниз к своему несчастному мужу и разделит с ним его горе и отзовется об его вине так: я буду печалиться, но не стану упрекать. Но ей нужно было сначала собраться с силами: ей нужно было в горьких рыданиях распрощаться со всей радостью и гордостью, которыми была наполнена ее жизнь. Когда она решилась наконец сойти вниз, то сначала занялась такими приготовлениями, которые могли бы показаться безумными строгому наблюдателю; она видела в них способ выразить всем видимым и невидимым зрителям, что она начала новую жизнь, в которой избрала унижение своим уделом. Она сняла все свои украшения и надела простое черное платье и вместо нарядного чепца, красовавшегося на ее густых локонах, надела простенький чепчик на гладко причесанные волосы, и это придало ей вдруг сходство с методисткой давних времен.
Балстрод, который знал, что жена его выезжала и, вернувшись домой, объявила, что ей нездоровится, провел время в таком же волнении, как и она. Он ждал, чтобы она узнала истину от других, и такой исход казался ему легче, чем личная исповедь. Но теперь, когда он воображал, что момент раскрытия истины наступил,— он с тревогой ожидал результата. Его дочери вынуждены были согласиться на его просьбу оставить его одного, и, хотя он позволил принести себе обед, однако не прикасался к нему. Он чувствовал, что медленно гибнет, и никто не жалеет о нем. Быть может, он никогда больше не увидит ласкового взгляда от своей жены. И когда он обращался с молитвой к богу, то ему казалось, что единственным ответом на нее будет кара и возмездие.