Госпожа Тачет не испытывала ни сожалений о неудавшейся семейной жизни, ни сомнений в правильности принятого ею решения. Обычно раз в год она приезжала на месяц к мужу и в течение этого срока явно пыталась склонить его к мысли о том, что избранная ею система — единственно верная. К английскому укладу жизни она относилась неприязненно по ряду причин, на которые постоянно ссылалась. И хотя неудовольствие госпожи Тачет вызывали далеко не самые важные стороны этого древнего уклада, они служили в ее глазах достаточным оправданием жизни вдали от английских берегов. Госпожа Тачет терпеть не могла хлебный соус, который, по ее словам, напоминал своим видом припарки, а на вкус отдавал мылом; ей не нравилось, что от ее служанок пахнет пивом; кроме того, она утверждала, что английские прачки (а госпожа Тачет, надо сказать, очень строго следила за чистотой своего белья) недостаточно умело справляются со своим делом.»
В приведенном отрывке художественный эффект описания всецело зависит от остроумия автора, от его целенаправленных интеллектуальных комментариев, причем остроумие Генри Джеймса (проявляющего себя тонким и проницательным наблюдателем жизни знакомого ему социального круга) сродни остроумию Джейн Остин и Джордж Элиот. Некоторые из персонажей «Женского портрета» оживают, одухотворенные силой поэтического слова. Вот описание первой встречи Изабеллы с графиней Джемини:
«Графиня Джемини, не вставая, кивнула ей. Изабелла по всему видела, что это женщина высшего света. Сухощавая брюнетка, она была далеко не миловидна. Всеми своими чертами лица: длинным крючковатым носом, живыми быстрыми глазками, миниатюрным ротиком и маленьким срезанным подбородком — она походила на какую-то тропическую птицу. Впрочем, ее манера изъясняться—благодаря разнообразию интонаций, выражающих то удивление, то ужас, то радость, —больше напоминала человеческую речь, чем птичий щебет, а что касается ее внешности, то сразу бросалось в глаза, что графиня отдает себе полный отчет в своей собственной наружности и стремится подчеркнуть ее выигрышные стороны. Наряд графини, пышный и изысканный, прямо-таки кричащий об элегантности, был похож на переливающийся всеми цветами плюмаж, а все ее движения были легки и порывисты, как у созданий, порхающих с ветки на ветку. Держала она себя с такой подчеркнутой светскостью, что Изабелла, которая еще не видывала столь манерных дам, моментально решила, что перед ней непревзойденная жеманница. Она вспомнила, что Ральф не рекомендовал ей водить знакомство с графиней Джемини; но, во всяком случае на первый взгляд, внешность графини как будто бы не таила никаких темных глубин. От нее просто рябило в глазах: похоже было, будто кто-то неистово размахивает флагом перемирия — белым шелковым полотнищем с развевающимися лентами.» 1