О да, я была наказана,— рыдала Изабелла.» 1
Необходимость высказать мучительную правду во всей ее
ужасающей простоте для того, чтобы очистить и углубить отношения между этими двумя людьми, очень верно угадана автором; она являет собой прямую противоположность ложной сентиментальности.
Правда состоит в том, что Изабелла, вообразив, что она свободна, попадает на самом деле в ярмо зависимости. Зависимость эта не является результатом случайного стечения обстоятельств, она вытекает из самой сущности ее собственных свободолюбивых устремлений. Изабелла ищет настоящей жизни, но избирает для своих поисков путь, на котором находит не жизнь, а гибель.
Свобода, как ее понимают Изабелла и Ральф (а Ральфа поиски свободы занимают не в меньшей степени, чем Изабеллу), оказалась на поверку идеализированной свободой. Они стремились быть свободными, не желая познать необходимость, уклоняясь от нее. В результате Изабелла становится жертвой эксплуатации столь же грубой и еще более калечащей душу, нежели та, которая стала бы ее уделом, не вздумай госпожа Тачет посетить Олбани.
«Вам все еще нравится Сирина Мерль? [— спрашивает госпожа Тачет у Изабеллы при их последнем разговоре.— А. Л.]
Не так, как прежде. Впрочем, это и не важно: ведь она уезжает в Америку.
В Америку?! Должно быть, она совершила какой-нибудь очень гадкий поступок.
Да, очень гадкий.
Можно мне поинтересоваться, что же она такое натворила?
Она бессовестно использовала меня в своих интересах.
Ах,— воскликнула госпожа Тачет,— да она и со мной так поступила! Она всех использует в своих интересах.»
В романе «Женский портрет» иллюзорность представления о свободе как об абстрактном внутреннем качестве человеческой души получает глубокое выражение. Книге Джеймса мало равных в мировой литературе.
Любопытно сравнить книгу Джеймса с другим великим романом о женщине, которую «перемололи на мельнице условностей»,— с написанной незадолго до этого «Мадам Бовари». Правда, в отличие от Изабеллы Арчер, Эмма Бовари — натура отнюдь не возвышенная; она не в состоянии вырваться из мелкобуржуазной среды и совершенно не способна подчинить себя высокой нравственной дисциплине, являющейся отличительной чертой Изабеллы. И тем не менее сравнение романа Джеймса с романом Флобера может оказаться, на мой взгляд, довольно поучительным. В «Мадам Бовари» потрясает отталкивающая пассивность выведенных Флобером персонажей, их неспособность оказать сколько-нибудь успешное сопротивление ненавистной Флоберу действительности, которая уродует их, убивает в них все прекрасное. Сила этого романа — в той беспощадности, с которой развенчивает автор романтические идеалы. Но в этом же беспощадном разоблачении кроется также и слабость: мы выносим из книги впечатление, что Флобер принижает героическое начало в человеке, у нас возникает неловкое подозрение, что перед нами так называемый «нормативный роман», «роман с тенденцией». По сути дела, «Женский портрет», разоблачая буржуазные ценности, так же как и «Мадам Бовари», не выдвигает никакого положительного идеала, но, читая роман Джеймса, мы ощущаем веру в силу человеческого духа и в человеческое достоинство.