«Не известно, как сложится дальше жизненный путь Изабеллы. Этот факт затрагивает спорный вопрос о характерном для Джеймса способе заканчивать повествование. Джеймс отдавал себе полный отчет в том, какие последствия вытекают из его метода. Вот какую запись сделал он в записной книжке, составив в голове подробный план произведения: «При хорошей подаче материала может, как мне кажется, выйти очень правдивая, очень впечатляющая и очень волнующая вещь. Конечно, само собой будет напрашиваться критическое замечание, что, дескать, книга носит незаконченный характер, что жизненная ситуация героини не прослежена до конца, что ее дальнейшая судьба по воле автора повисла в воздухе. Это и так и не так. Нельзя сказать всего о чем-либо; писатель отбирает лишь то, что увязывается в одно целое. Сделанное мною обладает таким единством — все здесь сочетается одно с другим. Вещь обладает внутренней завершенностью — ко всему, что остается незаконченным, можно будет при желании возвратиться впоследствии.»
Разумеется, там, где речь идет об авторских намерениях, слова самого Джеймса являются решающим свидетельством, но что касается действительного содержания книги, то здесь высказывание Джеймса отнюдь не обязательно представляет собой истину в последней инстанции. Мне, например, кажется, что, хотя концовка «Женского портрета» и не является окончательным логическим завершением повествования (возможность того, что Изабелла еще переменит свое решение, полностью не исключается), главное впечатление, которое выносишь по прочтении книги, сводится все же к тому, что Изабелла сознательно отвергает «жизнь» (в лице Каспара Гудвуда), предпочитая «смерть» (существование в Риме). Сцена с Гудвудом весьма примечательна тем, что в ней откровенно затрагивается, даже в мучительной для героев форме, сексуальная сторона их взаимоотношений, освещения которой Джеймс обычно избегает. В общем эта сцена еще больше настраивает читателя против решения Изабеллы вернуться в Рим, несмотря на то, что он, читатель, прекрасно понимает чувства героини. Даже если сам Гудвуд неприемлем для Изабеллы, то источаемая им жизненная энергия представляет собой силу, с которой нельзя не считаться, и тот факт, что Изабелла отвергает это жизнеутверждающее начало, побуждает нас с большей, чем когда-либо ранее, ясностью осознать, что она, словно умирающая, поворачивается лицом к стене.