Небезынтересно, что аналогичный персонаж фигурирует в «Приходских хрониках» Джона Голта — бытописательном и реалистическом шотландском романе, созданном в наше время и не имеющем ничего общего с романтизмом.
Этот отрывок производит исключительно сильное впечатление благодаря тому, что в нем звучит истинное страдание. Мег Меррилиз здесь не только гордая и бесстрашная цыганка; она символизирует собой целый класс, лишенный своего достояния и обреченный на невзгоды и лишения в результате огораживания и засилья крупных землевладельцев. Несмотря на весь свой консерватизм, Скотт знаком с нищетой не только теоретически.
Впрочем, изображение им нищеты сплошь и рядом носит нереалистический характер. За примером недалеко ходить. Возьмем диковинную фигуру Свистуна, появляющуюся в самом конце «Эдинбургской темницы». Этот юноша-дикарь, несчастный ребенок Эффи и ее любовника (кстати, он интересен как предшественник Хитклифа, которого также называют «цыганом» и который очень похож на Свистуна внешне), изображается таким образом, что просто диву даешься, чего здесь больше — подлинного сострадания или романтических бредней: «У него были живые и проницательные глаза, а движения, как у всех дикарей, отличались непринужденной грацией» х. Мы уже отмечали ту роль, которую сыграл миф о «благородном дикаре» в деле освобождения писателей XVIII века от присущей их обществу ограниченности во взглядах. Нет ничего удивительного в том, что романтик Скотт воспринял от них эту тему. И тот факт, что он сумел придать шаблонной фигуре «дикаря» некоторую реалистичность, свидетельствует о творческой честности Скотта.
Задумав освободить Свистуна, Джини спрашивает его:
«— Несчастный ребенок! — произнесла Джини.— Знаешь ли ты, что с тобой будет, когда ты умрешь?
Перестану голодать да холодать», — угрюмо ответил юноша» . Так не мог бы ответить кочевавший из романа в роман «благородный дикарь».
Вот и безумная Мэдж Уайлдфайр оказывается не совсем тем, чем она грозилась стать,— избитым, отдающим литературщиной образом-штампом. Фигуры Мэдж и ее гнусной матери обрисованы (при всей неубедительности деталей) так, что они внушают жалость, смешанную с ужасом, захватывают вообра жение. Они предстают перед нами как выходцы из страшного преступного мира, который с такой правдивостью рисовали Фильдинг и Хоггарт и который мы теперь ассоциируем прежде всего с творчеством Диккенса.