Этой цели могла бы служить такая фраза, как «Картофелина здесь». Мысль: «У меня в кармане дыра с картофелину» — выражена в такой форме, которая в силу самой ее необычности создает нечто вроде иллюзии психического процесса, но у Джойса ее истинное назначение заключается в том, что она можбт послужить и служит просто как побочный лейтмотив. Она повторяется всякий раз, когда речь идет о том, что Блум потерял ключ от входной двери (ключи вообще играют в «Улиссе» важную символическую роль), и об его отношениях с женой. Спустя пятьсот страниц, Блум просит проститутку в публичном доме отдать ему картофелину.
Этот небольшой эпизод, пожалуй, в какой-то мере иллюстрирует метод Джойса, показывает, какой многообразный подтекст он обыгрывает. Во-первых, это сцена и фарсовая и грязная, и банальная и многозначительная. «С ней связана память»— это фраза-штамп, и в то же время она многое раскрывает. В сознании читателя оживают все атрибуты дешевой сентиментальности («Спасибо за память» и т. д.), развлечений, уводящих от действительности — на какое-то мгновение Зоэ становится исполнительницей канкана, предшественницей мастериц «стриптиза» (sic!), символизирующей порнографический характер подобного искусства (какое же искусство — стриптиз без музыки?!). Посредством целого ряда внутренних ассоциаций одновременно воссоздается и психологическая атмосфера публичного дома. Блум— человек не порочный в абстрактном значении этого слова. Он сентиментален и опустошен. «Я хотел бы иметь ее» относится, конечно, не просто к картофелине, но и к жене. Пародирование Гамлета Стивеном заставляет нас задержаться на повторенном слове «иметь» и вызываемых им ассоциациях. Поскольку где-то в подтексте проходит вся глубина монолога Гамлета, мы сразу же подхватываем намек на сложную взаимосвязь между мыслью и действием («твое «хочу» слабей «не смею» ) и на чувство собственности в отношениях между полами. В таком ассоциативном методе нет тяжеловесности или напыщенности. Высказывание Стивена смешно, но и уместно. Стивен-Гамлет является хозяином положения не больше Блума или даже Зоэ, которую вскоре поставит на место вездесущая «мадам»— хозяйка публичного дома Белла Коэн, одновременно женщина и мужчина, еврейка и нееврейка, Цирцея, грозящая в критический момент (великолепная вспышка иронии) позвать полицию.