«Тот, кто прячет, знает, где найти»— эти слова подчас характеризуют сам метод перекрестных ассоциаций Джойса. Образы и предложения, специально относящиеся к «потоку сознания» того или иного персонажа, время от времени всплывают во внутренних монологах других действующих лиц. «Упырь! Голый череп, окровавленные кости!» — восклицает Стивен, когда ему в публичном доме является фигура матери, и Джойс снова уводит нас не только к длинной череде богатых и сложных образов задаваемой Стивеном загадки («леопард, пантера пробрались в супружескую щель и поедают трупы»), но и в мясную лавку, куда утром заходил Блум. Джойс старается не просто передать впечатления одного персонажа, но и всячески расширить, обыгрывая всю многозначность языка, обычные приемы объективного описания.
Сложная система лейтмотивов, созданная Джойсом,— а рецепты его композиции явно включают нечто вроде картотекииндекса, размеченной для облегчения работы цветными карандашами,— помогает ему достичь удивительного богатства и сложности фактуры, подчас такой же сложной, как и сама жизнь. Это хорошо выразил Левин:
«Он приблизил литературу к жизни не больше, чем другие наблюдательные писатели до него. Но он создал свой собственный метод красноречивого повествования. Он стремился пролить свет на тайну сознания и пришел к тому, что предложил сложную систему литературных лейтмотивов.»
Заключительная глава «Улисса» носит иной характер. В ней Джойс, отказываясь от знаков препинания, делает решительную попытку воспроизвести действительный «поток сознания». Мысли уже больше не прерываются высказываниями в третьем лице, они текут, наплывая одна на другую, пока сон наконец не затемняет сознание. Следует помнить, что отсутствие в этой главе каких-либо замечаний в третьем лице стало возможно лишь благодаря тому специфическому моменту сознания, который выбрал Джойс. Мысли Молли Блум не нуждаются в знаках препинания, потому что она лежит в постели и всякое действие с ее стороны исключается. Передача непроизвольного сплетения мыслей и поступков здесь не нуждается в «заземлении». Показательно, что метод «потока сознания» можно использовать «в чистом виде», лишь когда сознание перестает служить активному освоению настоящего, превращаясь в комплекс воспоминаний и импульсов, оторванных от реальной деятельности. Мне кажется, что критики придают слишком большое значение заключительному монологу Молли Блум. Разве есть у нас основания полагать, что он выдержит испытание, уготованное ему пробуждением героини на следующее утро? Во всяком случае, сомнительно, чтобы его вызвало нечто большее, чем случайное — и вряд ли созидательное — воспоминание. (Я не считаю, что в «Улиссе» заложено поступательное движение. По-моему, ближе к истине тот, кто утверждает, что роман построен по принципу замкнутого круга.)