В каждом эпизоде у Джойса есть свой ритм и своя языковая фактура. Ограниченность отцаКонми, скрытые в немчопорность, вежливое самодовольство выступают в каждой фразе. Язык «Прелестей греха», порнографического романа, который Блум покупает в книжной лавке, раскрывает нам существо самого Блума. Внезапный переход при появлении Стивена к более сложному построению фразы и к ряду говорящих о большей эрудиции (чтобы не сказать извращенности) ассоциаций сразу же приобщает нас к душевной жизни Стивена.
Трудно сказать, насколько объективным остается Джойс, когда речь заходит о Стивене. Снова и снова язык его приобретает богатую и выразительную ритмичность, которая придает ему меньше «поэтичности» и больше туманности, чем того, очевидно, хотелось бы автору. И все же, поставив под сомнение намерения писателя, мы, пожалуй, совершим большую несправедливость по отношению к Джойсу. К концу «Улисса» читатель ощущает всю силу раздражения Бака Маллигана, когда тот восклицает: «О, невозможный человек!», и я думаю, что это ощущение надо отнести к числу настоящих достижений Джойса. Подобно тому, как Лоуренсу в романе «Сыновья и любовники» удается помимо своей воли заставить нас почувствовать невыносимость характера Поля Морела, так и Джойсу удается показать истинное лицо Стивена. Он поистине «Кинч» — самый чудный малый на свете» .
В небольшом очерке, конечно, невозможно подробно разобрать такое сложное произведение, как «Улисс». Обширный материал, необходимый для такого анализа, собран в работе Гилберта «„Улисс“ Джеймса Джойса», страдающей, пожалуй, лишь чрезмерным преклонением перед писателем и представляющей несомненный интерес для тех, кто стремится глубже познакомиться с творчеством Джойса. Наряду с живо и остро написанной работой Левина «Джеймс Джойс», проницательной статьей Уэста в его «Кризисе и критике» и более популярной главой из «Замка Акселя» Эдмунда Уилсона (эта глава может служить не более как отправной точкой для критика-«джойсиста»), книга С. Гилберта входит в то, что можно назвать «обязательным минимумом» филологов-любителей. Я вовсе не хочу этим сказать, что тот, кто не познакомился с этими исследова ниями, не получит удовольствия от чтения «Улисса», так же как не стану утверждать, будто невозможно наслаждаться «Гамлетом», не прочитав всего, что о нем написано. Однако убеждать, что всякое художественное произведение должно быть абсолютно понятно при первом же чтении или прослушивании, так же глупо, как и сознательно возводить в культ неясность.