«Улисса» следует критиковать не за сложность, а за характер этой сложности.
Как уже неоднократно отмечалось, роман этот — эпическая песнь распада. Одиссей и Телемак встречаются лишь для того, чтобы снова расстаться. Верная Пенелопа дремлет, мечтая о недозволенных любовных связях. Стивен, отправляющийся в изгнание по велению своего рассудка, и Блум, все время ощущающий свою принадлежность к расе изгнанников, хоть он и очень общительный человек,— оба по-своему неприкаянные, лишенные корней люди, несмотря на многочисленных знакомых, живущие в полном одиночестве. Духовная жизнь Стивена, у которого мысль и действие разорваны, а логические рассуждения столь же бесплодны, сколь хитроумны, соответствует ущербному эротизму рогоносца Блума. Смысл непристойной пантомимы Бака Маллигана в равной мере касается всех трех главных персонажей романа.
Нарисованная Джойсом картина Дублина — это картина разлагающегося общества, находящегося меж двух огней — католической церковью и Британской империей, которые эксплуатируют и губят его. Семья переживает такой же распад, как и все другие ячейки этого общества: в словах Дилли Дедалус «Отче наш, иже не еси на небеси» заложена ирония, продиктованная отчаянием. Пожалуй, можно не преувеличивая сказать, что ни один человек за всю книгу не совершает ни единого действия, которое в основе своей не было бы бесплодным. Герои, конечно, по-своему добры, в какой-то момент проявляют сочувствие, делают великодушные жесты. Сам Блум, ей-богу же, совсем неплохой парень. Но в романе полностью отсутствует почва не только для геройских поступков, но и для созидательной деятельности любого рода.
«Люди едят, пьют, занимаются любовью, спорят, раздобывают деньги, слоняются без дела. Церкви и бары наполняются посетителями и пустеют. Создается впечатление, будто все это происходит одновременно. Но нет и намека на созидательную деятельность, без которой ничто из названного выше происходить не может. В книге нет и тех, кто является частью процесса созидания,— нет ни единого рабочего — в лучшем случае какой-нибудь извозчик или цепочка «сандвичменов». Мы движемся в мире, где встречаются с самими собою, с родственниками и, как выражается Стивен, с конюхами, но нам не попадается ни один фабрично-заводской рабочий... Общественная жизнь, рисуемая Джойсом,— это бесчисленные акты потребления, расходования, наслаждения вещами, которые уже имеются в наличии. Отбор общественных отношений для этой книги — это отбор потребителя.»